Бедолаги - Катарина Хакер

Якоб аккуратно сложил записку. И так ясно увидел Бентхэма, будто тот и вправду здесь, перед ним. Потом начал собирать документы, нужные для поездки.

Изабель явилась лишь к полуночи, на вид нетрезвая. Бросилась к нему на шею, но где он был — не спрашивала. Услышав новость об отъезде с Бентхэмом в Берлин, она, кажется перепугалась. Пошла на кухню, налила себе стакан красного вина.

— А как надолго?

Якоб поколебался, прежде чем дать ответ:

— Всего на два-три дня.

Лицо у нее стало каким-то жалким.

— И прямо завтра утром?

Изабель легла в постель и тут же уснула. Он погладил одеяло, под которым она свернулась калачиком и тихонько, ровно дышала, и устыдился, что не спросил, хочет ли она в Берлин. Два костюма и рубашки уже в чемодане.

Когда он наутро встал, Изабель еще спала. Подумал было ее разбудить, но потом оставил записку, что позвонит, и положил деньги на комод в ее комнате — в вазочке оставалась лишь одна двадцатифунтовая бумажка. Вышел на улицу и сказал себе: «Будто вор». Но не успел сесть в метро, как почувствовал себя радостным и счастливым. Позвонит ей сразу из Тегеля, вот и все.

— Не знаю, — ответила Изабель.

Андраш настойчиво переспрашивал, отчего же она не знает, как у нее дела, но тут она и вовсе замолчала. В трубке слышался шумок на линии, и трудно было представить, что в действительности нет никакой линии — пусть тоненькой, но зато крепкой, — которая их бы связывала.

Андраш повернулся, открыл окно, хотя на улице было по-осеннему холодно, и высунулся наружу, будто нарочно увеличивая расстояние между собою и Магдой. Он крепко держал телефон в руке, чтобы не выронить, а поскольку Изабель ничего не говорила, он, казалось, держал в руке ее молчание, протянул в окно и может унести, куда захочет. Она продолжала молчать. Полюбовавшись телебашней и блеклым в дневном свете подмигиванием рекламы на табло, он вернулся к столу, где сидела Магда, взял листок бумаги, ручку и написал: «Если ты еще хочешь, я к тебе перееду». Магда улыбнулась, легко тронула его руку и пошла в спальню.

— Изабель, что с тобой? — снова спросил он.

Она не отвечала, но Андраш слышал ее дыхание короткое, жесткое. «Как у зверька, который мечется по клетке», — подумал он и рассердился.

— Андраш, ты можешь сюда приехать?

Он почувствовал, как трубка в руке стала влажной. Три месяца назад, — кольнула его боль, — услышь он такое три месяца назад, ночью помчался бы в бюро заказывать билет.

— Андраш, ты можешь приехать ко мне?

— Но что случилось? — спрашивал он. — Что — то плохое?

Дыхание ее прервалось, на миг стало совсем тихо. Из спальни доносились какие-то звуки, наверное, Магда прилегла с книжкой, дожидаясь, пока он закончит разговор. На чердаке слышались шаги, бедный господин Шмидт, что-то с ним будет, когда Андраш выедет из квартиры и хозяева поставят дом на капитальный ремонт?

Андраш снова подошел к окну, но выглядывать не стал, повернулся к улице спиной и уставился на старый диван тети Софи и дяди Яноша. «Помнишь красный диван?» — хотел было он спросить, но одумался. Изабель и так знает, что он не приедет. «Поздно, — размышлял он про себя хотя слово это неверное, ведь время и происходящее во времени — не одно и то же, это не одна линия, пусть неровная, но единая. Время ничего не соединяет, но и на отрезки не делит. Не соединяет, не делит — и как мы такое выдерживаем?» То, что связывало их с Изабель, кажется, отслужило свое, как красный диван — предмет ненужный, хотя с ним связано столько воспоминаний.

— Думаю, нет, — ответил он и тут же уточнил: — Нет, Изабель, я не поеду сейчас в Лондон.

Она помолчала, затем рассмеялась — таким родным, таким любимым смехом. Голос «со школьным ранцем за спиной», как он всегда говорил, представляя себе бегущую девочку в красной юбке.

— Ты много рисуешь? — прервал Андраш ее смех.

А ты опять пишешь картины? — парировала она, в голосе послышалось что-то неприятное, жесткое.

— Я переезжаю к Магде, — ответил Андраш. — Может, у нее снова начну писать.

— Так ты поэтому не приедешь?

У него кольнуло сердце. Изабель продолжала:

— А правда, что Соня беременна? И бюро теперь на Потсдамской улице, и ты переезжаешь к Магде в Шарлоттенбург? И ничто не останется таким, как было, — заключила она. Затем они распрощались.

Магда уснула за чтением, он заботливо прикрыл ее одеялом, написал записку и вышел. На Торштрассе движения вовсе не было, но только ему пришло в голову, что стоило бы позвонить Якобу, как невесть откуда выскочила машина, загудела, и он отпрыгнул на тротуар, споткнулся, упал. Сумел выставить вперед руки, так что с лицом ничего не случилось, зато коленку разбил, и обе ладони горели, саднили. Скорее раздосадованный, нежели испуганный, он уселся на край тротуара и стал исследовать колено через дырку в брюках. Похоже, он упал на острый камушек или осколок стекла, из ранки длиной сантиметра в три сочилась кровь, стекая под брючиной по ноге. Он поискал носовой платок в кармане куртки, ничего не нашел и решил посидеть, подождать, пока кровь свернется. Ждать пришлось недолго. Но когда он встал, слезы покатились у него из глаз, он сердито потряс головой, и все равно плакал, и сам над этим смеялся. Сердце беспокойно стучало, когда он снова переходил улицу, прихрамывая, смеясь и ослепнув от слез.

Магда как раз проснулась. Посмотрела на него большими глазами, осторожно взяла за руку и повела в ванную.

— Есть у тебя что-нибудь вроде йода? — спросила она, промывая ранку теплой водой. А он не мог произнести ни слова, только тряс головой. — Брюки-в помойку, — констатировала Магда. — Бедненький ты мой.

Отвела его в постель и накрыла одеялом.

Когда уже смеркалось, он услышал, что Магда встает и тихонько выходит, и заснул снова. А когда проснулся окончательно, нашел на кухне круассаны и свежее молоко, а на чистой тарелке листок, где был нарисован грузовик и стоял большой вопросительный знак. Он позвонил Петеру — спросить, нет ли у того больших картонных коробок.

— Шесть штук, — ответил Петер, — а тебе зачем?

— Переезжаю к Магде. Если получится — прямо сегодня, — сказал он твердо, но сам с удивлением заметил, что опасливо прислушивается к молчанию в трубке. — Петер, ты где? Ты чего молчишь?

— Переезжаешь к Магде? Правда? Уму непостижимо! Это здорово, Андраш. А я уж думал, ты до конца дней собираешься оплакивать Изабель.

Час спустя раздался звонок в дверь, на пороге стоял Петер с пустыми коробками:

— Прости, я на секунду, Соня ждет в машине.

Чуть помедлил, смущенно улыбнулся, быстро обнял Андраша и побежал вниз по лестнице.

«Только самое необходимое, — рассуждал про себя Андраш, — две коробки для одежды, две для книг, две для бумаг, остальное разберу потом». Все запаковав, он вдруг вспомнил свой сегодняшний сон, почти такой, как месяца два назад. Она стоит в пустой комнате, в неоновом свете, обнаженная, старше и меньше ростом, чем в его воспоминаниях, стареющая женщина с телом ребенка. Лица не видно, лицо она закрыла руками.