Бермудский треугольник черной вдовы - Дарья Донцова

Вот только мне не пришел в голову простой вопрос: откуда «кошка» могла узнать про смерть Игоря? Владимир Николаевич никому о том убийстве не рассказывал, он признался в нем лишь Олегу, да и то не сразу. А про то, что произошло в Гуськове, Сачков в разговорах с душеведом промолчал, имя Волкова он произнес только перед самой смертью: «Мне надо повиниться перед Геной». Владимир не мог забыть, что сделал в подростковом возрасте.

– Вы спрятались в спальне, не сказали никому ни слова про уговор матери с Сачковым. И как развивались события на следующее утро? – осведомился Иван Никифорович. – После того как, выйдя на улицу, вы столкнулись с Геной и увидели, что он жив?

– Меня здесь никто не поймет, – устало сказала Вера.

– Попробуйте объяснить, – попросил Роберт.

– Если вы проголодались, могу принести чай с бутербродами, – любезно предложила Тоня. – Вам было очень тяжело, вы хотели, чтобы мама вас любила, да? А она задумала убить Гену, но не получилось, погиб Федя.

Лазарева прижала руки к груди:

– Я обожала маму. А она меня только ругала. Мне грело душу, что мамочка ко мне все же лучше, чем к Федьке, относится. Я мечтала заслужить ее улыбку, поцелуй. Франциска Яновна постоянно Людку обнимала, та матери могла сказать: «Ой, не надо, хватит меня тискать». А я… я… Слов просто нет, как я хотела, чтобы мамуля сказала: «Верочка! Ты самая лучшая, ты сделала для меня все-все!»

– И вы запугали Володю? – предположил Жданов. – Пообещали рассказать про беседку, Ираклия, проволоку, натянутую на тропинке над оврагом? Некуда деваться, ему пришлось вам подчиниться.

– Чтобы заслужить любовь матери, Вера решила убить Гену, – подхватила Тоня. – Волков, словно чуя опасность, не хотел ехать в новое место на сбор, но, узнав про купание голышом с девочкой, тут же обо всем забыл и полетел в лес. А там между деревьями уже натянули проволоку. Подростки немного ошиблись, прикрепили ее чуть выше, но брат Милы все равно погиб.

– Одного не пойму, – сказал Жданов. – Зачем вам понадобились Паскин и Кратов? К чему лишние свидетели?

– Вы и не поймете, – тоскливо повторила Вера.

– Ну почему же, – возразила Тоня, – думаю, вы не сказали Толе и Семену, что Геннадий погибнет, предложили им веселую шутку: сбить Волкова с мопеда. Мальчик упадет в канаву прямо в лужу, то-то хохоту будет. Смешнее только описавшаяся Мила. Вы хотели привязать к себе ребят канатом. В Гуськове появилась новая королева? Ваш трон зашатался?

Лазарева приоткрыла рот.

– Кто вам рассказал?

– Сама догадалась, – пояснила Юрская.

– Ленка Михайлова, – с обидой выпалила Вера, – она в середине лета к Груздевым приперлась, их племянница. Родители Лены за границей работали, они дипломаты. Михайлова с ними жила. А потом они все в Москву вернулись, предки квартиру покупали, а дочь в Гуськово сплавили. Такая фря! Шмотки импортные! Привезла чемодан жвачки! Всем ее бесплатно раздавала. Магнитофон с фирменными записями у нее! Косметики сумка! Духами воняла! Я парфюмерию ненавижу, у меня от резкого запаха с детства голова раскалывается, мыло всегда покупаю нейтральное.

Мне почему-то стало зябко, но Антонина опять заговорила, и я забыла об ознобе.

– И как удержать около себя самых завидных мальчиков в Гуськове? Пока эти ребята с Верой, все девочки и пареньки хотят стать членами ее элитной компании. Но едва Сачков, Кратов и Паскин переметнутся к Лене, у которой столько всего хорошего есть, Лазарева окажется на обочине. Чем можно привязать подростков? Сачкову можно напомнить про Ираклия и то, как он убил мальчика, ехавшего по краю оврага. Но остальные-то?!! У них какие тайны? Стыренный у соседей магнитофон? Украденные у родителей кошельки? Про Володю Вера выяснила много страшного, а про других? Ну да, им не захочется, чтобы мать узнала, как сын у нее деньги таскает, но по сравнению с тем, что совершил Сачков, это детский лепет. Вере не удастся навсегда привязать к себе приятелей, они перебегут к Михайловой, та станет королевой Гуськова. Сейчас вам собственные переживания тех лет кажутся глупыми, но у подростков нервы оголены, мир они видят иначе, а у вас вдобавок плохая наследственность. С одной стороны отец, готовый на все ради карьеры и бог весть какие дела творивший на работе, и мать с не совсем здоровой психикой. Вы просто хотели остаться королевой. И все.

– Да, – прошептала Лазарева, – да, Толя и Сеня под руководством Вовы натянули проволоку, они хихикали, думали, смешно получится. Генка наскочил на нее лицом… и…

– И? – подхватила я.

– Мы убежали, – выдохнула Вера, – поклялись молчать, если кто-то проболтается – ему смерть! Я их привязала к себе навеки! Они все даже слово мне поперек сказать боялись.

– А потом, наверное, пошли к матери? – участливо спросила Тоня. – Евгения Федоровна должна была знать, как дочь ради нее поступила!

– Сейчас… сейчас… все-все расскажу, – зачастила Лазарева.

Прибежав домой, Вера упала в кровать и заснула. Взрослым было не до нее, поэтому девочку никто не разбудил, она очнулась поздним вечером и пошла к Евгении Федоровне. Но в спальне матери был выключен свет, Вера не рискнула постучать в дверь. Она дождалась утра, опять поспешила к маме, но бабушка поймала внучку в коридоре и велела ей не приближаться к Евгении. Верочка решила не послушаться, выждать момент, но Анна Ивановна в оба глаза смотрела за ней. Вечером Володя Сачков «нашел» мопед, поднялась суматоха. Но Евгения из своей комнаты не вышла. Рано утром из реки подняли тело Феди, а в районе обеда Вера наконец-то пошла в комнату к матери и сказала:

– Мамочка, Гена мертв.

– Знаю, – отрезала бледная Евгения, сидевшая у окна, – убирайся. Не желаю никого видеть.

– Мамочка, послушай, – попросила дочь, – Володя не смог его над оврагом убить.

Евгения вскочила и отбежала к стене.

– Что ты несешь?

– Мамулечка, я все знаю, – зашептала дочь, – я слышала ваш разговор в доме Надежды Михайловны про Ираклия…

Евгения Федоровна остолбенела, а Вера говорила, говорила, говорила… В какой-то момент мать схватила с тумбочки маникюрные ножницы, бросилась на дочь и ударила ее в бок, Вера заорала, прибежал Петр Михайлович, стал отнимать у жены ножницы, появилась бабушка и кинулась к Вере. Лазарев надавал Евгении пощечин, начал задавать вопросы, жена принялась кричать:

– Все из-за тебя! Это ты виноват! Один ты!

– Немедленно запри дочь в комнате, – велел зять теще.

Последнее, что помнит Вера: она стоит у окна, видит, как отец тащит жену в сарай и захлопывает дверь. Девочка сообразила, что мать расскажет ему всю правду, папа устроит ей допрос, она бросилась в кровать, натянула на голову одеяло и притихла. Примерно через час отец вошел в детскую.

У Петра Михайловича было такое лицо, что дочь перепугалась, схватила подушку и прикрыла ею голову.