Гвардейский крейсер «Красный Кавказ». - Игорь Цветков

На следующий день выходов кораблей в море на боевую подготовку не намечалось, но объявленная по флоту 14 июня оперативная готовность ОГ-2, подтвержденная телеграммой наркома от 19 июня, продолжала действовать. После учений командование флота решило предоставить личному составу отдых, в рамках установленной оперативной готовности. К вечеру 21 июня улицы Севастополя заполнились уволенными на берег краснофлотцами, командирами в белых форменках и кителях, празднично одетыми жителями Севастополя, Все в этом городе так или иначе были связаны с кораблями и морем, и окончание учений, возвращение домой родных и близких становилось настоящим праздником.

Накануне Великой Отечественной войны крупные надводные корабли Черноморского флота были объединены в эскадру, включавшую линейный корабль, отряд легких сил (ОЛС) и бригаду крейсеров. В состав ОЛС входили новые корабли, построенные в годы советских пятилеток,- крейсера «Ворошилов» и «Молотов», лидеры эскадренных миноносцев «Москва» и «Харьков», эсминцы типа «Сторожевой» («Смышленый», «Сообразительный», «Способный», «Свободный») [373] Лидеры и эсминцы составляли 3-й дивизнон эскадренных миноносцев.

В бригаду крейсеров входили крейсера «Красный Крым», «Красный Кавказ» и «Червона Украина», 1-й дивизион эскадренных миноносцев типа «Новик» («Дзержинский», «Железняков», «Незаможник», «Фрунзе», «Шаумян») и 2-й дивизион эскадренных миноносцев типа «Гневный» во главе с лидером «Ташкент» («Быстрый», «Бодрый», «Бойкий», «Безупречный», «Бдительный», «Беспощадный») [374].

Фашистская Германия не имела на Черном море своих военно-морских сил, но рассчитывала привлечь к боевым действиям флот королевской Румынии, состоявший из семи миноносцев, двух вспомогательных крейсеров, которые могли использоваться как минные заградители, трех канлодок, трех торпедных катеров, двенадцати тральщиков и одной подводной лодки. Таким образом, Черноморский флот во всех отношениях значительно превосходил военно-морские силы вероятного противника [375].

В начале второго часа ночи 22 июня 1941 г. в штабе Черноморского флота была принята телеграмма наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. Она содержала приказ всем флотам, кроме Тихоокеанского, немедленно перейти на оперативную готовность № 1. О получении телеграммы НК ВМФ стало известно от дежурного шифровальщика, который сразу же позвонил ком флоту на квартиру и сообщил, что «из Москвы пришла важная шифротелеграмма» [376] Прибыв в штаб флота, командующий Черноморским флотом в 1 ч 15 мин объявил по флоту оперативную готовность № 1. В 1 ч 55 мин в главной базе был сыгран сигнал «Большой сбор» и отдано приказание произвести затемнение всех объектов базы и города [377] Глухо ударила пушка с Константиновской батареи, взлетели в ночное небо сигнальные ракеты.

В ту тревожную предвоенную ночь командир «Красного Кавказа» капитан 2 ранга А. М. Гущин не сходил на берег. Жена с сыном уехали в Москву к родственникам, квартира в доме на улице Ленина пустовала. А. М. Гущин вышел из каюты на верхнюю палубу. В полной темноте слабо различались очертания крейсера, в бухте едва заметно светились синие огни дежурных кораблей. Дождавшись доклада дежурного по кораблю о прибытии увольнявшихся на берег краснофлотцев и старшин, он вернулся в каюту и прилег на диван. Но долго спать не пришлось около двух часов ночи в каюту вошел дежурный по кораблю и доложил; «Товарищ командир, в главной базе объявлен „Большой сбор”». А. М. Гущин приказал играть боевую тревогу. Зазвенели колокола громкого боя, по корабельной трансляции объявили: «Боевая тревога! Корабль к бою и походу изготовить!» Минуты через две-три старший помощник командира капитан-лейтенант К. И. Агарков уже встречал А. М. Гущина у боевой рубки с докладом: «Корабль к бою [378] готов» .

Крейсер «Червона Украина» стоял на бочках в Северной бухте между Алексеевским равелином и Инженерной пристанью носом к выходу в море. Командир крейсера Н. Е. Басистый и военком В. А. Мартынов в этот день тоже не сходили на берег и были на корабле. Быстро одевшись по сигналу боевой тревоги и выскочив на верхнюю палубу, В. А, Мартынов догнал спешившего на мостик Н. Е. Басистого. На вопрос, чем вызвана боевая тревога, он отделался одной фразой; «Получено приказание от оперативного дежурного флота – всем кораблям боевая готовность № 1», Было видно, что другой информацией он не располагает. У правого борта крейсера уже тарахтели моторы катеров и баркасов, стоявших под выстрелами. Краснофлотцы-оповестители спускались вниз по штормтрапам и шкентелям на плавсредства, чтобы вызвать на корабль командиров и сверхсрочнослужащих, сошедших вечером на берег.

Было около двух часов ночи, когда на квартиру командира бригады крейсеров С. Г. Горшкова прибыл краснофлотец-оповеститель с приказанием немедленно явиться на свой флагманский корабль. На Графской пристани С. Г. Горшкова ожидал командирский катер с «Червоной Украины;». Прибыв на крейсер, комбриг принял доклад начштаба бригады В. А. Андреева о том, что по приказанию наркома ВМФ флот переведен на оперативную готовность № 1.

Около трех часов ночи поступило сообщение от постов службы наблюдения и связи (СНиС) в Евпатории и с мыса Сарыч о шуме моторов неизвестных самолетов. Самолеты приближались к Севастополю со стороны моря. В городе завыли сирены воздушной тревоги, на Корабельной стороне заревел гудок Морзавода. Но у всех еще живо было в памяти недавнее заявлении ТАСС от 14 июня 1941 г., и в атмосфере постоянных напоминаний «не поддаваться на провокации», созданной Сталиным и его окружением, трудно было сразу перестроиться на то, что война стала уже неотвратимой реальностью, что нужно не выжидать, пока фашистские самолеты сбросят бомбы на город, а стрелять и уничтожать их.

Из Исторического журнала штаба Черноморского флота: «3 ч 07 мин Константиновский пост СНиС донес оперативному дежурному штаба ЧФ, что слышен гул моторов самолетов. С гЗ ч 15 мин до 3 ч 50 мин к оперативному дежурному штаба ЧФ поступило несколько донесений с постов СНиС о сбрасывании с самолетов бомб в различных пунктах главной базы. В 3 ч 13 мин зенитная батарея 61-го артиллерийского полка открыла огонь по самолетам. В 3 ч 48 мин в городе разорвались 2 бомбы, в 3 ч 52 мин в районе водной станции разорвалась третья. В 4 ч 12 мин 59-й батареей сбит самолет противника. В 4 ч 13 мин над главной военно-морской базой установлен барраж истребителей» [379].

Тот, кто фиксировал эти события, еще не знал, что фашистские самолеты сбрасывали не бомбы, а донные неконтактные мины, стремясь закупорить эскадру Черноморского флота в главной базе. Мины сбрасывались на парашютах, чем было вызвано также подозрение в высадке воздушного десанта.

Получив указание оперативного дежурного, С. Г. Горшков также отдал приказание всем кораблям бригады открыть огонь по самолетам [380], которые шли со стороны моря на небольшой высоте, то появляясь в лучах прожекторов, скользивших над бухтой, то опять исчезая в непроглядной тьме.

Командир «Красного Кавказа» А. М. Гущин вместе с командиром артиллерийской боевой части В. А. Коровкиным находились в боевой рубке крейсера. Они вышли на открытый мостик. Лучи прожекторов, попадая в узкие прорези амбразур, проделанных в толстой броне, слепили глаза. Басовитый гул самолетов то пропадал, то слышался снова. Прожекторные лучи, перекрещиваясь над головой, неожиданно выхватывали из тьмы яркие точки – самолеты врага, и сразу к ним устремлялись светящиеся трассы очередей зенитных пулеметов и автоматов. На мостик «Красного Кавказа» поднялся исполнявший тогда обязанности командира зенитного дивизиона корабля лейтенант П. И. Машенин. «Алексей Михайлович,- обратился он к командиру,- это война?» «По-видимому, да,- ответил Гущин,- готовьте дивизион к отражению атак самолетов противника».