Свет невозможных звезд - Гарет Л. Пауэлл

Эта женщина выглядела измученной и исхудавшей. Глаза ее припухли, рот был жестко поджат. Но меня уверили, что она свое дело знает. Прошла через кишащий запредельными ужасами корабль и вышла целой. Во всяком случае, тело не пострадало.

Уличные шары светили почти в полную яркость, а значит, время шло к полудню, хотя над тарелкой и сейчас виднелись звезды. Воздух пощипывал мне выбритую половину головы. За спиной тикал и пощелкивал стройный корпус челнока.

Я приземлила его на широком проспекте, разделенном низким и узким барьером. На другой стороне улицы большое, похожее на краба животное разделывало человеческий труп. Теперь оно, щелкая клешнями и взвизгивая, двинулось на меня. Свет шаров мерцал на металлическом панцире. В дверях и окнах за ним показались такие же, и все заспешили в нашу сторону. Я нутром чуяла беду. Сколько лет шарилась по пустому городу и никогда ничего живого, кроме людей, не видела.

– Ох! – воскликнула Эддисон, и по голосу слышно было, что она сдерживает панику. – Только не эти!

– Они опасны?

– Они перебили мою команду. – Она подняла плазменку. – Ранить их очень трудно.

Ее выстрел как будто не потревожил ближайшего к нам зверя, только оставил опаленное пятно на скорлупе.

У меня зазвенели пальцы. Тарелки подсказывали мне, что делать. Я взмахнула рукой, и голубой шип пророс из поверхности тарелки под чудовищем, пронзив его насквозь, так что суставчатые лапы повисли в воздухе. Краб забился, заскулил. Еще одно мое движение – и все его собратья оказались на кольях, наполнив улицу воплями агонии и перестуком судорожно дергающихся конечностей. А потом они один за другим замерли и замолкли.

Оставив Эддисон стоять разинув рот, я прошла к останкам мертвеца. Он лежал в дверном проеме низкого строения перед шпилем. Открытые глаза смотрели в небо. Я узнала толстую шею и выступающую нижнюю челюсть.

– Доберман.

Эддисон мои действия ошарашили. Она опасливо посматривала на ближайшее пришпиленное к земле членистоногое.

– Кто-кто?

– Старьевщик, сколько я себя помню.

Крепко сжимая в руке «Архипелаго», я наклонилась над трупом, чтобы уловить запах. Он был мертв уже не один день, когда до него добрались эти существа, – просто здесь не было насекомых, пожирателей трупов. Кожа выглядела дубленой и уже немного сморщилась на черепе. Шесть черных засохших дыр на туловище указывали, что в него стреляли.

Я оглядела улицу из конца в конец, но никого и ничего не увидела – только пустые глазницы зданий.

Топая по разбитой дороге, я обошла челнок сзади и открыла главный грузовой люк. Из кабины на меня смотрел Гант. Он, пилот, остался в резерве. Если что, вытащит нас и вернет на «Злую Собаку».

Артефакты с Холодной часовни, нетерпеливо подрагивая, висели в воздухе.

– За мной, – приказала я и повернула обратно.

В голове звучали указания тарелок. Я, не думая, знала, какая дверь ведет в башню и куда надо будет вставить ключ.

В сопровождении безмолвной Эддисон и роя артефактов, похожих на тучу дротиков, я направилась в трехметровый проем, поднялась по непомерно высоким ступеням и вышла к двери с цифровым замком. Его кто-то заклинил, чтобы не защелкнулся. За дверью открылась новая лестница, которая привела к стеклянному мосту над глубоким сухим рвом. Башня поднималась передо мной, как готовая взмыть в небо ракета.

Внутри мы нашли помещение с низким потолком, заполненное колеблющимися, как папоротники, скульптурами. Их ржавые ветви раскачивались под несуществующим ветерком. Стоило Эддисон провести по одной пальцем, раздался бренчащий металлический перезвон. Среди ветвей я увидела еще два трупа – правда, чтобы убедиться, что их именно два, мне пришлось пересчитать разбросанные конечности.

Первой отрубленной головы я не опознала, а вторая определенно принадлежала Эдуарду Брандту – боссу, прославленному в барах старьевщиков своей беспощадностью. Оба убитых были при оружии; возможно, они и застрелили Добермана.

Сопоставив рукав одной оторванной руки с пальто на Брандте, я увидела, что гангстер был вооружен еще и мачете. Отрубленные железные побеги подсказывали, что он прорубался сквозь заросли, а металлический лес дал отпор, искромсав двух мужчин гибкими серповидными ветвями.

Но все это случилось явно не сегодня.

Я сморщила нос. Останки будут лежать здесь, никем не потревоженные, пока не обратятся в мумии. Дополнят экспонаты этого жуткого музея, ссохнутся, как шмат говядины, и в конце концов станут прахом среди руин. Никто их не тронет. Так далеко в город не пробираются даже крысы – обычно им здесь нечего есть.

Движением руки я раздвинула заросли, заставив их подобрать звенящие побеги и освободить дорогу от двери до лестницы на дальнем конце помещения. Эддисон, видя это, вздернула бровь, но от комментариев воздержалась.

Поднявшись наверх, мы нашли круглую комнату управления – ровно там, где говорила мне песня тарелок. Стены и пол были из мутно-голубого вещества тарелок, а центральная колонна белая, как из мрамора. Мне оставалось только вставить подвеску в колонну. Эддисон заняла позицию у входа, откуда держала под прицелом всю комнату. Взгляд ее рыскал, высматривая угрозы и пути отхода.

Я прошла к противоположной стене, где спиной к полупрозрачной опоре сидел человек. И меня словно током ударило, когда я узнала в нем Мишеля. Тонкие, как водоросли, нити протянулись от его глаз, ноздрей, ушей к белой колонне. С часто бьющимся сердцем я присела перед ним на корточки. Должно быть, они с Доберманом пришли сюда в поисках артефактов – как и рассказал мне в Интрузии Ник – и напоролись на Брандта. Я протянула руку. Щека показалась мне теплой на ощупь, и грудь поднималась и опускалась в ленивом ритме крепкого сна. Он, как и мертвецы внизу, провел здесь много дней. Подбородок оброс щетиной, а нос мой уловил кисловатый запашок старого пота и немытой кожи.

– Кто здесь?

Голос у него был сухой, придушенный проникшими в горло лозами.

– Это я.

Я смахнула осевшую у него в волосах пыль, но даже не попыталась сорвать проросшие в него нити.

– Помоги!

– Не могу. – Я разогнула ноги и потерла ладонь о ладонь. – Пока не могу. Мне сначала надо кое-что сделать.

Развернувшись на каблуках, я сняла с себя подвеску. Песня тарелок в голове притихла до обнадеженного шепота, слабого, как всепроникающий шорох космических лучей. Я покачала голубой камень на кожаном шнурке.

– Вы этого хотите?

Я ощущала их нетерпение, словно подходила к концу долгая ночная вахта. Сейчас исполнится их предназначение, сбудется судьба. Я, сцепив зубы, шагнула к колонне.

– Вам придется за это заплатить.

Интрузия намеревалась использовать тарелки как спасательные шлюпки. Она полагала, что я смогу убедить плоские миры сдвинуться с места и направлю их – вместе с пассажирами-людьми – прочь от надвигавшейся катастрофы, следом за очажниками в раскол реальности и в неизвестность по ту сторону.