Убить футболиста - Федор Раззаков

— Трудно, но можно? — спросил Громов.

— Если только со мной. — Гурзо наконец допил свой чай, аккуратно уложил стакан в тарелку и поднялся из-за стола. — Так как времени у нас немного, сделаем так: ждите меня на улице, а я пойду звякну супруге, чтоб не беспокоилась.

Беседа с женой заняла у Гурзо около десяти минут, в течение которых Громов и Дробыш терпеливо ждали его во внутреннем дворе Петровки, 38. Наконец Гурзо выбежал на улицу, и они втроем направились во 2-й Колобовский переулок, где стояла машина Громова.

— Первым делом заедем в «Россию», — усаживаясь на сиденье рядом с Громовым, произнес Гурзо. — Даже если Афины там нет, кое-кого из ее подруг там застать можно.

— Подруги-то ничего? — поинтересовался Дробыш.

— Всякие есть. Только тебе-то что — они за ночь меньше двухсот баксов не берут.

— Не хило. За такие бабки, наверное, хорошо работают.

— Хорошо, — подтвердил слова коллеги Гурзо. — И вообще, земля русская всегда славилась своими талантами.

— Удивительно только, откуда у нас объявились таланты в столь деликатном деле, если мы с ним семьдесят лет боролись? — заводя машину, подал голос Громов.

— Бороться можно и с ветром, да толку не будет никакого, — ответил на эту реплику Гурзо. — Проституция — профессия древняя, и с ней не бороться надо, а регламентировать. Если бы мы в свое время пошли по этому пути, то, уверяю вас, наше общество от этого только выиграло бы.

Так, за дискуссиями о роли и месте проституции в нашем обществе, они доехали до гостиницы «Россия». Припарковав машину возле одного из входов, они прошли внутрь гостиницы. Как и ожидал Громов, у Гурзо здесь все было схвачено. Его многие узнавали — швейцары, бармены, расфуфыренные дамы в дорогих вечерних туалетах.

— Как же ты работаешь, если тебя каждая собака в лицо знает? — искренне удивлялся Дробыш.

— Я же не шпион, Леша, чтобы от всех скрываться, — ответил с улыбкой Гурзо. — Моя миссия более скромная — служить официальной связующей нитью между этим «дном» и властями. Что-то вроде участкового.

В ресторане, который в этот вечерний час был забит до отказа, расторопный официант тут же нашел для Семена и его друзей столик в уютном уголке и любезно поинтересовался, что принести.

— Чего-нибудь легкого, Жора. Мы ведь сюда ненадолго заскочили, — ответил Гурзо.

В зале играла легкая музыка, и несколько пар одиноко кружились в медленном танце. Дробыш вертел головой, с интересом изучая собравшуюся в ресторане публику.

— Сеня, ты ведь специалист, — обратился он к Гурзо, — где же здесь проститутки? Все, что ли?

— Половина, — коротко ответил Гурзо.

— И все путаны?

— А кого ты конкретно имеешь в виду?

— Да вон хотя бы тех девиц, что сидят у окна. — И Дробыш кивнул головой в ту сторону, где за накрытым столиком сидели две смазливые девицы и двое парней в одинаковых кожаных куртках.

— Это — шушера, — взглянув в их сторону, ответил Гурзо. — И запомни, Леша: чем развязаннее ведет себя девка, тем больше шансов считать ее «пустышкой». Настоящая путана ведет себя скромно, но с достоинством. Клиент должен брать такую, как неприступную крепость.

— Кстати, Семен, откуда пошло это слово — путана? — подал голос молчавший до этого Громов.

— От французского «путэн» — шлюха, — ответил Гурзо. — Вон видите ту девицу за столиком с двумя «угольками»? — И он кивком головы показал в ту сторону, где сидели два негра и эффектная блондинка в дорогом вечернем платье. — Это Стелла. Знает двадцать два способа минета.

— Да разве бывает столько? — удивился Дробыш.

— Бывает. Только стоит это удовольствие не дешево.

Дробыш во все глаза стал разглядывать Стеллу и мысленно попытался представить себе хотя бы три-четыре способа минета помимо традиционного.

— А вот и та, которая нам нужна, — вновь подал голос Гурзо.

Громов с Дробышем посмотрели туда, куда был устремлен взгляд их гида, и увидели, как в противоположном от них углу зала из-за столика поднялась коротко стриженная девица в голубом платье и, сказав что-то своему партнеру — седому элегантному мужчине, направилась к выходу.

— Это Афина? — спросил Дробыш.

— Нет, это Вероника Лубман по прозвищу Пудра. Уж больно классно умеет она «пудрить» мозги солидным иностранцам. А нужна нам эта девица только потому, что она с превеликим удовольствием выведет нас на Афину.

— Тогда надо ее догнать скорее, — приподнимаясь со своего места, произнес Дробыш.

— Успокойся, Леша, — урезонил его Гурзо. — Никуда она от нас не денется. Видишь, сумочку свою оставила на столе. Да и клиент ее спокойно дожевывает мясо. Дальше дамской комнаты она не уйдет. Ты, Леша, дождись официанта, а мы с Кириллом минут на пять отлучимся.

Гурзо и Громов поднялись из-за стола и не спеша двинулись следом за девицей. В коридоре возле дамской комнаты, куда они вскоре пришли, было тихо и безлюдно. Примостившись у стены чуть поодаль от двери, они стали терпеливо ждать. А чтобы скоротать это ожидание, Гурзо стал объяснять коллеге смысл предстоящего разговора с Вероникой.

— Дело в том, что женщины по своей природе народ крайне завистливый и мстительный. Тем более проститутки. Так вот Пудра нам нужна именно потому, что она всем набором этих качеств обладает сполна. Смысл же в том, что самим найти Афину нам вряд ли удастся. Она как бабочка порхает от одного огонька к другому. Поэтому без посредников нам не обойтись. Есть у нее одна закадычная подруга, которой она многим обязана. Зовут ее Людмила Плясу-нова, прозвище Эдита. Она баба постоянная и чаще всего обитает в этой гостинице. Но в ресторане ее нет, значит, она, вполне вероятно, уже отвалила с клиентом в номер.

— Но Пудра здесь при чем? — спросил Громов.

— А при том, что Эдита охомутала одного пожилого бундса, то есть немца, на которого первой положила глаз Пудра. Он две недели, пока в Москве жил, с Эдиты не слезал, обещал даже на ней жениться, чем очень расстроил Веронику. Банальная история, но для нас очень даже удобная. Да ты и сам сейчас в этом убедишься.

Не успел Гурзо произнести последнюю фразу, как из дверей дамской комнаты показалась Вероника Лубман. Она вышла в коридор, на ходу поправляя на себе свое роскошное платье, и в первое мгновение не заметила двух мужчин, стоявших у стены. Но затем, подняв глаза, она узнала в одном из них Гурзо, и ее красивое лицо озарила широкая улыбка.

— Боже мой, кого я вижу? Лучший друг московских проституток, бандерш и сутенеров.

И Вероника, приблизившись к Семену, бесцеремонно сунула ему под нос свою пухлую ручку. Однако тот, вместо того чтобы поцеловать ее, вяло пожал ее ладонь и произнес:

— Оставим поцелуи на потом.

— Какой ты холодный, Сенечка, — состроила недовольную гримасу Вероника. — Вот твой товарищ наверняка не такой.