Политическая история брюк - Кристин Бар

Из процесса Виолетты Моррис невозможно сделать вывод о ее сексуальной ориентации, поскольку обе стороны молчат по этому поводу. Лишь несколько намеков на ее моральный облик, присутствие в женских раздевалках, массаж на спортивном поле, близость к молодежи могут свидетельствовать о том, что на самом деле является совершенно очевидным. Как мы уже видели, травестия на тот момент воспринимается как внешний признак извращенности. Не склонная к скрытности, Виолетта Моррис пользуется репутацией женщины скандальных половых связей. Каким-то образом она воплощает в себе «лесбийскую опасность», которая парит над спортом. «Мальчиковость», в которой ее обвиняют, может восприниматься как синоним лесбиянства.

Товарищ прокурора Браше — ярый сторонник соблюдения равенства между полами. Он считает, что истица — «один из тех редких женских феноменов, которые решили сменить очаровательные женские наряды на мужскую одежду и которыми два или три раза за век занимается пресса». Он иронизирует над «идеальной иллюзией», которую создает этот костюм, — даже фотографы с трудом вычленяют героиню процесса, так легко растворяется она в мужской толпе. Конечно, берется в расчет и мастэктомия: в судебной практике, на которую ссылается товарищ прокурора, чтобы оправдать невмешательство суда в регламент Федерации женского спорта, упоминается ассоциация инвалидов!

Что касается права ношения брюк, то ответ суда ясен: по-прежнему действует неотмененное распоряжение.

Что касается права женщины носить кюлоты… за пределами своего дома, то мадам Неттер опровергла его, ссылаясь на тексты и в строгом соответствии с нормами права; мне же эта практика кажется совершенно неуместной в департаменте Сена. Хотя известное вам распоряжение полиции от 7 ноября 1800 года больше и не применяется, то только потому, что немногочисленные соперницы мадам Виолетты Моррис не представляют большой угрозы для приличия и общественных нравов. Но даже устаревшее распоряжение остается в силе до тех пор, пока его не отменили или не аннулировали. Хотя пусть героиня этого процесса не беспокоится: у меня нет никакого намерения — это было бы слишком злым шагом с моей стороны — выписывать ей штраф на выходе из этого помещения. Но ответчик поступил верно, заметив, что она заходит слишком далеко, требуя права одеваться как ей нравится . Я же, со своей стороны, считаю необычным, если не сказать нескромным, тот факт, что женщина, которая полностью отреклась от женственности, которая изуродовала себя в результате извращения морали или в целях рекламы низкого пошиба, которая долгие годы своим видом и своими манерами делает такую плохую рекламу французским женщинам, претендует на то, чтобы навязывать и определять законы в рамках ассоциации женского спорта.

Мотивировочная часть судебного постановления, весьма подробная, беспощадна к «даме Виолетте Моррис…, которая своей мужской одеждой, противоречащей обычаям, смелостью и свободой своих высказываний, демонстрацией независимости, добровольным повреждением себя ухитрилась отречься от пола, к которому она принадлежит, чтобы примерить внешний облик другого пола, от которого она отделена природой навеки».

В заключении говорится: «Мы не должны заниматься тем, как одевается в городе и чем вообще занимается мадам Виолетта Моррис, но мы полагаем, что тот факт, что она носит брюки, которые не приняты среди женщин, дает все основания для того, чтобы Федерация женского спорта запретила ей это делать. Следовательно, суд отказывает в удовлетворении иска мадам Виолетты Моррис и присуждает ей выплатить судебные издержки». Адвокат спортсменки Анри Лот, который кричал, что брюки — будущее женщин, был потрясен. Процесс проходил как раз в единственный период, когда разрешено переодеваться в одежду противоположного пола, — во время карнавала.

В интервью, которое Моррис дала после суда и которое подверглось цензуре, она защищает свою позицию теми словами, за которые ее как раз упрекали: грубо, обзывая «шлюхами» и «бабами» участниц Федерации, раскрывая их «похождения».

И мне говорят, сделав рот куриной попкой: да ведь она одевается мужчиной, она побила того гада судью, который плохо судил, она расхаживает голой в раздевалках, как будто они не для того придуманы, да ведь она развращает наших дочерей! И все это потому, что я взасос поцеловала девку, которая клеилась ко мне в поезде! Она говорила, что влюблена в меня, представляете, это случается! Но я никогда никого насильно не совращала . Мы живем в стране, прогнившей из-за денег и скандалов, — продолжает она, — которой руководят фразеры, интриганы и трусы. Эта страна мелких людишек недостойна своих предков, недостойна того, чтобы продолжать существовать. Однажды упадок приведет ее в рабское состояние, но я — я буду здесь и я не буду рабыней. Поверь, это не в моем темпераменте.

Виолетту Моррис влекут крайне правые самого жесткого порядка, те, которые добились триумфа по другую сторону Рейна. Ее история сближает ее с другой «травести», известность которой перешагнула Ла-Манш и которая уже упоминалась во время судебного процесса, — «полковницей» Баркер. Валери Аркел-Смит под видом полковника Виктора Баркера в 1923 году в Брайтоне женилась на Эльфриде Ховард. В 1929 году лондонский суд приговорил ее к девяти месяцам тюрьмы. Случаи female husbands (женщин-мужей), отмечаемые на протяжении нескольких веков, имеют место еще и в XX веке. Так, в 1931 году полиция Майнца случайно обнаружила женщину 46 лет, 12 последних лет жившую в мужской одежде. Она утверждала, что жената и что она отец двоих детей; она работала в автопарке ночным сторожем и начальником смены на заводе по производству ваксы. Она взяла имя мужа, с которым не жила, и ее уловка была обнаружена только после того, как были найдены две социальные страховые карточки на одно имя.

Полковник Баркер неожиданным образом вызывает сочувствие у нескольких газет, которые считают эту женщину эксцентричной, но не лесбиянкой. Ее супруга рассказывает, что только на суде узнала истинный пол своего мужа, который сказал ей, что у них не может быть нормальных отношений из-за полученного во время войны ранения в нижней части живота. Баркер убедил Эльфриду и ее семью, что его мать, которая хотела иметь дочь, одевала его в женское платье. На суде полковник объясняет свое переодевание нуждой в деньгах. В 1927 году он записывается в британское фашистское движение National Fascisti («Национальные фашисты»), явно из любви к авантюрам, а не по политическим убеждениям, и руководит боксерскими курсами для боевиков в черных рубашках.

Полковник Баркер бросает вызов, высмеивая мужской порядок, и пользуется своей свободой, чтобы жениться на женщине, которую любит. Но большего от него ожидать не стоит: «Само его восстание против условностей гендера нельзя перевести в более глобальный анализ механизмов социального подавления. Напротив, она [он] присоединился к наиболее структурированной и авторитарной идеологии того момента, которая проявляла крайнюю маскулинность».

Травестия — не всегда сознательное восстание против социальных привилегий мужчины. Сара Эмма Эдмондс, самая известная женщина-солдат Гражданской войны в США, оправдывавшая свое решение «любовью к независимости» и «ненавистью к мужской тирании», — не самый показательный пример. Особенно часто женщины, переодетые мужчинами, встречаются в армии, это становится для них «высшим тестом на мужественность, возможностью управлять, понять, насколько они способны доминировать, завоевывать и даже быть бессмертными». На протяжении веков ими двигало одно и то же: они хотят добиться власти, которой были лишены в качестве женщин, мечтают о славе и хотят уйти от женской сущности, воспринимаемой как рабская. В обществе, где женская природа зачастую представляется в свете ненасилия, травести показывают, что женщины могут быть жестокими и любить эту жестокость. Бесполезно судить их за «ложное самосознание», поскольку они переживают больше, чем им хотелось бы, те обстоятельства, с которых они начинают строить собственную историю. Жюли Вилрайт справедливо подчеркивает эту мысль.