Нечисти - О'Санчес

– Иначе меня зовут, иначе. На спинке у тебя нежить нежится, а сам ты живой, молочком, маменькой пахнешь. Я и с колдунами дело имела, все довольны остались… Стой. Замри.

– Вы, бабушка, как еретица какая! Голос у вас страшненький. И жарко тут; ничего, если я форточку открою?

Внезапно тварь остановилась, замерла, и Денис тоже вынужден был притормозить. Ну что, хватит, наверное… Ничего, он даже и спиной повернется, – Ленька на страже. А то уже Морка извелся там, за стеклом. И правильно: дисциплина и разум, пернатый, прежде всего. А стекло и любой дурак, любой булыжник высадить умеет…

– Настоящее. – Тенорок еретицы противно подпрыгнул и разлетелся по комнате скрежещущим хохотком. – Имя твое – Денис. Повелеваю тебе, раб мой, именем твоим: замри!

Денис споткнулся, шага не дойдя до окна, развернулся лицом к еретице, повел плечами. Тоненькие и неожиданно прочные нити заклятия натянулись больно и лопнули с мышиным писком, а старуху смяло пополам и невидимой волной откинуло назад, шарахнуло спиной и затылком об угол мебельной стенки.

– Да откуда же в тебе столько силы, свинья ты жирная?

Денис в считанные дни, пусть еще смутно и неуверенно, на ощупь, научился распознавать и использовать собственные и чужие магические возможности и сейчас тоже вроде бы неплохо все держал под контролем, но как тут не удивиться: не должно бы в ней быть столько прыти!

– А вот теперь ты замри! Скотина, гнилуха! Старая сволочь. Сучка! Ишь ты, имя ей понравилось! А знаешь, почему твой фокус не рулит? – Старуха молчала, спеленатая с ног до головы Ленькиной паутиной, хотя рот ее, по молчаливому повелению Дениса, остался свободным. – А потому, что еще мама с папой наградили меня тысячью тысяч имен и все они – настоящие. Ну-ну, не ворчи, Морочка, не каркай, я не нарочно. Все, все уже, не надо перышки топорщить, я же извинился. Видишь, тетя стоит, пыхтит, светится вся, как милицейская мигалка, это она виновата… На место, Мор!!! Ишь… Тоже мне анархист Сипатый, привык к самосудам, понимаешь… Это не для тебя, да и не для Леньки. Да что с тобой? Морка?

Птица места себе не находила. Глаза ворона полыхали багрово – и это было заметно даже при включенной люстре, когти то и дело стискивали плечо. Но это не знак угрозы. И не страх. И не голод. А, Морик? Ты чего такой?..

– Господин! Мой Господин! О, Господин!

– Это ты мне?

– Да! Умоляю, Преславный! К стопам твоим припасть! Я не узнала! О, как я ждала этого мига! Ты пришел к нам! О, мой Господин! Славьтесь вовеки, Ты и Пославший Тебя! Я верная раба твоя и пославшего тебя Всесильного Князя в обоих мирах! Повелевай мною, о Господин!

– Эй, бабушка!.. С чего это вдруг в тебе такие глубокие перемены? Только что облизывалась на меня, а теперь вдруг камлаешь?

– Прости, Господин! Знак Твой был сокрыт от меня… Прости, я верная раба Твоя и Отца твоего!

– Гм… Бог простит. А у меня другие планы, честно говоря… Да, а что Мария? Она тоже…

– Нет еще, мой Господин! Но совсем бы немножко, и я бы сама успела. Сил недоставало мне покинуть место, к которому была я прикована, и вот почему та, что считает и видит меня сестрою, исполняла волю мою, не ведая обо мне. Живую плоть приводила она ко мне, а я лишала эту Марию памяти, чтобы удержать ее подле себя и не лишиться пищи…

– Ой ли? Хватит… Верю.

Денис смотрел на синее пламя вокруг ликующего демона и уже еле сдерживался. Да, она не врет, эта отвратительная кикимора или кто она там по кадастру… Эта сила должна стать частью его силы. При чем тут жалость? Марию – да, ее жалко, а эту шкуру – нет. Что-то такое странное вокруг деется, сердце не на месте… И Морка с Ленькой необычно себя ведут, не так, не по событиям…

– Что замолкла?

– Ты велел остановиться, мой Господин!

– А-а, да, точно. В общем так… Кстати, я вижу, что мощь в тебе – не по рангу, что называется. Откуда и почему такое? Или я не прав?

– Да, мой Господин, ты прав конечно же. Заклятие меня держало, двойное, тройное, четверное… Оно держало меня, и я терпела, сколько лет терпела. И я копила. Но пришел час, мой Господин! Ведь сегодня Ночь, Прежняя Ночь, и я знала, что Ты придешь! И восторжествует Пославший Тебя и наградит нас, верных рабов своих! О, мой Господин!

– Что за «прежняя ночь» такая?

– Не ведаю. Знаю, что тысячи лет ныне отделяют одну Прежнюю Ночь от другой и она, редчайшая в эпохах, пробуждает оставшихся Прежних и сокрытую мощь их и усиливает у нас, у могущих, у верных… Я знаю это и не больше, мой Господин! Все ждут ее и надеются, ибо помогает она избранным.

– Ну… Тогда так… Извини, конечно… А впрочем, можешь не извинять… Мне надобна твоя сила, и я ее выпью. Понятно?

– Нет, о, нет, Господин мой! Только не это! Я умоляю Тебя, я верная раба Твоя и хочу служить тебе! Ты не должен так поступать с верными Тебе и Пославшему Тебя!

– Что-что? Кому?.. Я?.. Чего?.. Должен??? Я тебе что-то должен, тварь?

– О, мой Господин!!!..

– Одним словом, ты теперь же, сию секунду послужишь мне, а потом, вероятно, поступишь в распоряжение Пославшего Меня, как ты выражаешься; все челобитные и кляузы, буде таковые случатся, – к нему, а я, пожалуй, попью и пойду. Мне еще животных выгуливать…

– Ты не можешь так со мной…

Старуха перестала кричать и вырываться, она замерла, глядя на Дениса… И кто его знает, что там было в ее мертво-живых глазах – ужас ли, надежда ли, покорность судьбе?.. Может и слезы, но Денис глядел не на нее, а чуть в сторону…

– Разве??? Ленька!.. Впрочем, осади назад, я сам… Замотай поплотнее… Еще… Всю голову… – Денис подошел к тускло-серому кокону, в верхней части которого густо мерцала призрачная синева, потянулся губами… Сильнейший магический разряд сотряс его с ног до головы, Денис захлебнулся обжигающим морозом синей, дарующей волшебную мощь субстанции, бешеной струей ударившей в горло, потерял равновесие, ухватился за что-то и продолжал пить, давясь и содрогаясь от боли, но уже зная по недавнему опыту, что вслед за нею и судорогами к нему придет несравненный миг мрачного торжества, радости обладания новой, словно бы нарочно для него накопленной силой…

Пронзительная синева померкла, выветрилась из сознания, уступила место электрическому свету трехрожковой люстры. Шустрый и чуткий к мельчайшим переменам в состоянии Дениса, ворон единым скоком вспрыгнул со стола на правое плечо и успел первым: Ленька в нерешительности сучил верхними лапами, покачиваясь, как повешенный, на люстре, между потолком и полом. Денис опустил взор – тьфу ты, пакость!.. В руках он держал грязный сморщенный ком из ночной рубашки, Ленькиной паутины и старушечьего праха…

– И не помышляй даже, Морик…

Денис отбросил от себя гадостный комок, подальше, в угол, вытер сухие руки о скатерть… – надо бы помыть… Нет, лучше так: он поочередно дунул на кисти рук с обеих сторон: черно-багровое пламя смахнуло с них реальную и воображаемую грязь, пыль, бактерий, ненужные уже, отшелушенные чешуйки кожи, но не тронуло даже ни один растущий на тыльной стороне ладоней волосок. Толково, без слов понимает!.. – Только клюнь попробуй… Ты был простой зевака, дружок, от силы – заинтересованный зритель, в то время как Ленька честно и бесплатно работал за двоих.