Ганнибал. Бог войны - Бен Кейн

– Сдвинуться вправо! – проревел Ганнон. – Шевелитесь! Сомкнуться с соседней частью!

К счастью, солдаты поняли его намерение и стали сдвигаться. К тому времени, когда римляне приблизились на расстояние в две сотни шагов, человек сто сиракузцев выстроили цепь. Ганнон не видел Клита, но лагерь был довольно велик, и его друг со своими людьми стояли где-то в другом месте. Карфагенянин быстро переговорил с остальными командирами, и они согласились держаться как можно дольше, после чего по возможности организованно отступить. Что получится, никто не знал, но лучше было иметь хоть какой-то план, чем никакого. Ганнон занял место в середине строя своих солдат. Это была самая выгодная точка, здесь он находился к ним ближе, чем на любой другой позиции. Юноша смотрел на строй римлян, который неуклонно приближался. Их строй был намного шире сиракузского, и это означало, что их могут охватить с двух сторон. Проклятье, что нам делать?

– Поднять щиты, ребята! – скомандовал Ганнон. – Сначала будут дротики – два залпа, – а потом они подойдут вплотную. Стойте плотно, щитом к щиту. Отталкивайте щитом и колите мечом, так же, как и они.

– Мы пропали, – сказал чей-то голос. – Мы погибнем, все до одного.

Страх всколыхнул солдат. Ганнон сам его чувствовал.

– СТОЯТЬ! – проревел он. – Помните о своих товарищах. СТОЯТЬ!

К их чести, бойцы Ганнона остались стоять. Легионеры сбавили шаг и с пятидесяти шагов метнули первую волну дротиков. Сиракузцы стояли, когда она обрушилась на них, повредив щиты и ранив некоторых. Они стояли, когда на них обрушился второй град зазубренного металла, снова повредив щиты и нанеся новые потери. Они продолжали стоять, когда в тридцати шагах римский командир скомандовал обнажить мечи и рубить. Они дрогнули, когда легионеры издали воинственный рев. Они не выдержали, когда стена вражеских скутумов под сотнями оперенных гребней на шлемах приблизилась, и земля затряслась от топота тысяч подбитых гвоздями сандалий. Охваченные ужасом, они сломали строй. Насколько Ганнон мог видеть, то же случилось и с остальными сиракузцами.

И было трудно упрекнуть их. Ганнон сталкивался со смертью много раз, но редко видел ее кривые зубы и редко чувствовал запах зловонного дыхания так близко. Пора было всем им бежать. Не будет сдерживания римлян – не будет передышки для тех, кто уже убежал. Не было возможности удержать солдат вместе. Выживут только те, кто обладает достаточной силой и решительностью, и кому улыбнутся боги. Отчаяние охватило Ганнона, когда он задумался, окажется ли в их числе.

– ОТСТУПАЕМ! – крикнул юноша и добавил: – Деон, Амфий и остальные, держитесь поближе, если можете.

Повернувшись, он бросился туда, откуда они пришли. К счастью, один из проходов в лагерь был прямо за ним, так как напор бегущих был свирепым. Ганнона как будто толкнули в реку в зимнее наводнение, когда вырванные деревья, кусты и другие обломки, переворачивая, несет водой. Он не мог ничего поделать, кроме как отдаться этому потоку. Вскоре у него вырвало из руки щит, и хорошо, что ему удалось удержать меч. Его ноги скользили, пытаясь не потерять контакта с землей, и он был в панике: если потеряет равновесие, то все кончено. Когда рядом возник Деон, командир обрадовался ему, как подарку богов. Вдвоем они сцепили локти, что позволило оставаться вместе, пока толпа несла их к дальнему краю лагеря. Никого из остальных своих солдат он не видел. Ганнон не знал, какое расстояние они преодолели, когда сзади раздался первый крик. Было невозможно увидеть, как близко римляне, но, кажется, они подступили вплотную. «Теперь сиракузцы будут, как куры в курятнике, когда туда забралась лиса», – мрачно подумал он. Убегающие издали вопль животного страха, как будто они тоже это представили. Все стали толкаться еще яростнее. Справа Ганнон увидел, как один солдат споткнулся и упал на колени. Не было возможности помочь ему – напор бегущих сиракузцев сзади был неодолим. Никто за спиной упавшего даже не замедлил движения. Слышался отчаянный крик, когда они сшибли его, потом крик затих: его затоптали насмерть. Через какое-то время Ганнон сильно ободрал голени о чей-то выброшенный щит, и если бы не поддержка Деона, тоже упал бы.

– Так нам не спастись, – крикнул ему в ухо Деон.

Инстинкт кричал Ганнону то же самое. Он взглянул вправо и влево. Палатки слева были гораздо ближе.

– Мы вырвемся из потока и нырнем в палатки. Пройдем через них.

– Да, командир.

– По моему счету. Раз, два, три.

Ганнон отпустил руку Деона, повернулся и стал проталкиваться влево, как будто от этого зависела его жизнь. Да так оно и было. Первый солдат на пути выругался, когда Ганнон попытался протиснуться.

– Что ты делаешь?

Попросив прощения у богов, карфагенянин ударил его в щеку рукояткой меча. С остекленевшим взглядом солдат упал. Ганнон проскользнул на его место, чувствуя, что Деон следует по пятам. Следующий солдат, увидев поднятый клинок, решил, что лучше не препятствовать. Юноша протиснулся мимо него, локтем ударил следующего в лицо и вскоре вырвался из этого безумия. Через мгновение к нему присоединился Деон.

– Ты видел Амфия? – спросил Ганнон.

– Нет.

– А остальных?

– Тоже не видел.

– Дерьмово…

Ганнон посмотрел на хаос перед собой и вскоре заметил в давке многих своих солдат, но они словно обезумели от страха. Было невозможно узнать, появится ли среди них Амфий. Если он вообще жив.

– Мы не можем его искать.

– Понимаю, командир.

Только этого подтверждения Ганнону было и нужно. Взмахнув мечом, он проделал дыру в задней стене ближайшей палатки и шагнул внутрь, в вонь пота и кишечных газов. Деон поспешил за ним через опрокинутые койки. Молодой человек с опаской выглянул, прежде чем выскользнуть из двери. Никого не увидев, он, однако, бегом преодолел проход и возле стопки тарелок и еще теплого горшка с тушеным мясом юркнул в палатку напротив. В конце ее он прорезал дыру и так продолжал продвигаться. Временами по пути попадались другие солдаты, никто из которых не обратил на него внимания. Один раз Деону пришлось пригрозить толстяку с обезумевшими глазами, но в остальном они беспрепятственно перебегали из палатки в палатку. Страх в Ганноне немного улегся, и он удивился бараньему поведению солдат, толкавшихся и вопивших с обеих сторон. Им требовалось лишь подумать – ведь то, что делали Ганнон с Деоном, было столь очевидно, – но почти никто не пришел к такому же решению.

Карфагенянин подавил жалость к ним. Он не желал сиракузцам никакого зла, но их беда шла ему на пользу, и нужно было воспользоваться ею до последней капли, если он хотел дожить до вечера. Мысли заполнили воспоминания о кровавых бойнях, в которые он попадал раньше. Если противник был дисциплинирован – а римляне были, – мало кто выживал, когда ломал строй и бежал. Только упрямство заставляло Ганнона двигаться вперед. Упрямство и удачно выпавший жребий, что Деон оставался рядом, позволяли ему продолжать безумный лихорадочный бег через покинутые палатки, и он бежал дальше.