Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло еще несколько секунд, прежде чем он сказал: «Это не сплетни, дружище, это правда. Мы с Нэнси действительно двоюродные брат и сестра. Ее отец и моя мать – родные брат и сестра». Он повел плечами. «А ты не боишься близкородственной связи? – спросил я. – Джонатан, похоже, нормальный малыш, а каким будет второй ребенок? Вдруг он появится на свет уродом?» Дэнни покачал головой. «Нет, риск очень мал, – уверенно сказал он. – Мой отец врач, и он все тщательно проверил. Но если мне судьба сдаст плохую карту, я оставлю мутанта в роддоме. Или закрою его в подвале и буду раз в месяц опускать ему ведро с рубленым мясом». Обратите внимание! Это сказал не я – Дэнни! Мы были как раз в фазе словесного поноса, в которой самые абсурдные вещи казались имеющими смысл.
Одержимый и Ублюдок тихо засмеялись.
– Какие еще важные сведения вам удалось узнать? – спросил Ублюдок.
Я с готовностью кивнул, искренне желая сменить тему разговора.
– Выяснилось также, что Дэнни профукал (в буквальном смысле – прокурил и пронюхал) два своих последних бизнеса. До санитарных перевозок у него была курьерская служба на Манхэттене. Именно тогда он начал курить крэк с одним из своих курьеров-велосипедистов, и это было начало его финансовой гибели. До того он всегда был успешным. Теперь же от него осталась только внешняя оболочка. Его уверенность в своих силах была подорвана, банковский счет истощен, а жена, которая с самого начала была совсем не подарок, решила превратить его жизнь в сущий ад. Как бы то ни было, в тот вечер мы не вернулись домой. И только далеко за полночь я вспомнил, что забыл позвонить Дениз. И в тот момент, когда мы уже выезжали в Бэйсайд, началась новая фаза кайфа. Стремительно скатившись с высот эйфории, я плюхнулся прямиком в фазу параноидальной тревоги.
Я остановился, потому что мне стало тревожно уже только от того, что я подумал о фазе тревоги. Потом сделал глубокий вдох и сказал:
– Третья фаза – это ужасная атака негативных мыслей, налетающих, подобно цунами. Начинаешь тревожиться обо всем: об ошибках прошлого, настоящего, о том, что плохого может случиться в будущем. У Дэнни все тревоги были связаны с деньгами. Я это понял, потому что когда мы выезжали на шоссе в сторону Бэйсайда, он сказал: «Ситибанк собирается отнять у меня квартиру в кондоминиуме и вышвырнуть мою семью на улицу. Ты можешь одолжить мне десять тысяч долларов? Мне больше не к кому обратиться». Я сделал глубокий вдох, пытаясь извлечь какую-то пользу из слов Дэнни, чтобы унять собственную тревогу. Раз его жизнь еще хуже моей, то о чем мне беспокоиться? «Да, – ответил я. – А тебя есть ксанакс или валиум, чтобы хоть немного успокоиться? Что-то мне нехорошо». Он отрицательно покачал головой. «Нет, у меня такого нет. Почему бы тебе не раскурить трубочку еще раз? Там должно было остаться немного смолы от крэка. Тебе станет лучше». Я кивнул и схватил трубку. «Спасибо, подержи руль, пока я прикурю. Не хочу обжечься». Дэнни взял руль. Так мы и доехали до Бэйсайда – я курил, Дэнни вел машину. Поднимаясь на лифте, мы не сказали друг другу ни слова. Мы даже не смотрели друг на друга. Мы оба были слишком сконфужены произошедшим.
Помню, я мысленно поклялся, что никогда больше не стану с ним разговаривать. Я хорошо понимал, что такой человек, как Дэнни, не принесет мне ничего хорошего. Тот, кто говорит о своей семье в таком тоне, как Дэнни, кто употребляет наркотики, как Дэнни, у кого хватает наглости затащить меня в самый отвратительный кокаиновый притон Гарлема, – тот разбудит во мне самое худшее. Я твердо это знал. И вот, как только я вставил ключ в замок, дверь распахнулась. На пороге стояла плачущая Дениз. Я со страхом смотрел на нее, мое сердце бешено колотилось. Вскинув руки ладонями вверх, я открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. Наступила четвертая фаза. Фаза самокопания, раскаяния, чувства вины, депрессии – вплоть до желания свести счеты с жизнью. Против нее существует только два известных противоядия. Первое – употребление больших доз транквилизаторов типа валиума, ксанакса и клонопина. Второе – долгий сон, порядка двух-трех суток. В противном случае риск самоубийства только возрастает. Я стоял перед Дениз, от меня воняло мочой, шлюхами, крэком и черт знает чем еще, и она сжалилась надо мной. Напоив меня ксанаксом в количестве, способном вырубить кита-полосатика, она раздела меня, уложила в постель, и я провалился в сон.
– Боже мой, – пробормотал Одержимый.
– Вот именно, – согласился я. – На то, чтобы оклематься, у меня ушло три дня. В воскресенье утром наступила фаза воскрешения и возрождения, самая продуктивная из всех фаз кайфа. Запасы допамина в мозгу полностью восстановлены, и ты клятвенно обещаешь себе, что на этот раз усвоишь урок. Ты понимаешь, что совершил страшную глупость, что только безумец может повторить такую ошибку и что ты, конечно же, не тот безумец! Эту фазу делает продуктивной то, что теперь ты можешь взглянуть на свои тревоги с холодной беспристрастностью, забыв про выдуманные проблемы и разрабатывая стратегические решения реально существующих. Это время невероятной ясности ума, когда человек словно переосмысливает свою жизнь, и если он не конченый кокаинист, мечтающий только о том, чтобы снова вернуться в притон, то выходит из этого состояния гораздо лучшим, более целеустремленным и…
– Вот только не надо этого! – прошипел Ублюдок. – Приберегите ваши рационалистические обоснования для менее информированных! Крэк не делает человека лучше или целеустремленнее, это чистое зло и ничего больше.
Одержимый хмыкнул, Ведьма приподняла одну бровь.
– Вы совершенно правы, Джоэл, – сказал я, – но в данном конкретном случае фаза возрождения оказалась необычайно продуктивной, потому что я мгновенно понял, что у меня есть только одна настоящая проблема – Инвестиционный центр. Если Джордж прав, мне необходимо принимать быстрые меры, прежде чем запахнет жареным. Сидеть и ждать – это все равно что прятать голову в песок, подобно страусу. Итак, на следующий день я отозвал Кенни в сторону и сказал, что готов действовать. Я объяснил ему, что Инвестиционный центр на грани закрытия и мы должны заранее предпринять необходимые меры.
– А как же Дэнни, ваш будущий подельник? – спросила Ведьма. – Вы одолжили ему денег?
Господи! Как мне хотелось дать ей по маленькой мышиной башке! Вместо этого я тепло улыбнулся ей и сказал:
– Разумеется, одолжил, Мишель, и если вы хотите знать, почему, то я отвечу, что сам не знаю. Когда я ехал в офис, я был твердо намерен уволить его. Это правда. Но когда я увидел его сидящим за рабочим столом, у меня не хватило духу сделать это. Он был крайне сконфужен и сильно нервничал. Когда наши взгляды встретились, он печально улыбнулся и, опустив голову, принялся накручивать диск телефона. Я смотрел на него и внутренне чувствовал себя не менее сконфуженным. Да, я действительно хотел выгнать его, но не мог заставить себя это сделать. У него были жена и ребенок, которых я лично знал и которые были мне небезразличны. К тому же я знал, насколько Дэнни талантлив, поэтому тут примешивались и корыстные соображения. И я решил одолжить ему денег и оставить в команде. Просто буду держать его под неусыпным контролем. Спустя несколько дней, когда я возвращался домой, меня остановил швейцар и передал мне заказное письмо. Взглянув на конверт, я замер на месте: это было письмо из Комиссии по ценным бумагам. Еще не вскрыв конверт, я уже знал – это была повестка.