Кавказская война. В 5 томах. Том 2. Ермоловское время - Василий Потто

В живых еще оставался в комнате один молодой Искандер-бек, друг и товарищ Элдара. “Умираю! – крикнул он.– Но умираю с гордостью: я честно защищал труп моего друга Элдара!” – и с этими словами он бросил свой кинжал с такой силой вверх, что тот глубоко врезался в потолок... Команда русских солдат нашла, впрочем, и его уже мертвым.

И поныне путнику, проезжающему из Дербента в Кизляр или в Темир-Хан-Шуру, укажут в Великенте дом, в одной из комнат которого, на потолке, еще остается глубокий след от кинжала Али-Искандер-бека.

Так погибла вся фамилия бывшего уцмия каракайтагского за исключением среднего сына Адиль-хана – Джамов-бека, случайно не попавшего тогда в Великент. К нему, как к единственному представителю рода, и перешло управление Каракайтагом.

На реке Койсу-Казикумык, в глубине Среднего Дагестана, лежит обширное лезгинское селение Акуши. Селение это было центром могучего Акушинского, или, правильнее, Даргинского союза, знаменитого в горах любовью к независимости и гордым воинственным духом.

Даргинский союз состоял из шести автономных магалов – обществ, из которых каждое управлялось своим кадием; но акушинский кадий считался главою союза, и акушинское общество преобладало над другими.

В истории Дагестана был момент, когда свободе горских народов грозила опасность: великий завоеватель Надир-шах стоял перед ними. Тогда, в кровавой битве под Иран-Хараба, что значит “Гибель Персии”, акушинский народ нанес ему страшное поражение. Бегство персов было так поспешно, что шах потерял на поле сражения корону и драгоценное седло. Эти единственные в мире трофеи ныне, к сожалению, кажется, совершенно утеряны; но они долго переходили в Дагестане из рук в руки до последнего имама Чечни и Дагестана, Шамиля, утратившего их только на Гунибе. Акушинцы после этой блестящей победы слыли в горах непобедимыми и, как сильнейший народ, привыкли с давних пор вмешиваться в посторонние распри и играть в событиях первенствующую роль.

Территория Даргинского союза, лежавшая по рекам Кара-Койсу и Казикумык-Койсу граничила с шамхальством, Мехтулой, Каракайтагом, Казикумыком и Андалялом. Таким образом, в 1819 году, когда Каракайтаг пал перед русским оружием и вековое значение в горах уцмия было стерто одним росчерком пера сурового сардаря, когда, с падением Каракайтага, запаялось грозное кольцо из русских штыков вокруг гор Дагестана, гордому акушинскому народу, ставшему теперь лицом к лицу с северными пришельцами, выпало на долю явиться во главе движения и на себе самом испытать силу русского оружия.

Покорение русскими всего Каспийского побережья волновало тогда весь Дагестан. Опасность потерять независимость и возможность своеобразной полуразбойничьей жизни, веками взлелеянной, угрожала в равной мере всем древнейшим дагестанским владениям. Изгнанные из своих земель уцмий каракайтагский, Хассан мехтулинский, Шейх-Али дербентский, наконец лишенный генеральского чина хан аварский стояли перед всеми живым свидетельством грозящих горам опасностей. И мысль соединиться Дагестану в один общий союз, чтобы общими силами противодействовать дальнейшим завоеваниям русских, становилась более твердой и распространенной. С этой именно целью изгнанные владельцы съехались вместе, чтобы общими усилиями поднять весь Дагестан против врагов. В Дагестане жило всего более опасение, чтобы Ермолов не основал и в горах такие же опорные пункты, какие уже были основаны им в Чечне и на Кумыкской плоскости; и мысль о союзе крепла все более и более. Скоро Казикумык и многие вольные лезгинские общества поднялись на защиту общего дела вековой свободы и независимости, гордые акушинцы стали во главе движения, и акушинская земля должна была сделаться ареной кровавого столкновения.

Теперь перед русскими готовились стать не толпы бродячего сброда, которыми обыкновенно кишел Дагестан, а правильный военный союз владетельных лиц, союзов и обществ, поставивших себе целью отстоять общую независимость и, принудив к союзу отпадших, восстановить весь политический строй Дагестана в том виде, как он сложился веками и существовал по появления русских. Акушинский кадий принял на себя главное руководство; ему помогали аварский хан, уцмий, Сурхай казикумыкский и Шейх-Али, располагавший значительными денежными суммами, которые он получал из Персии. Войско мятежников росло по часам. Предполагалось напасть на владения шамхала, чтобы заставить его отложиться от русских и примкнуть к союзу; одновременно с тем дагестанцы должны были атаковать Чирагский пост, чтобы открыть дорогу в Кубу и разорить владения преданного России Ассан-хана кюринского. Успехи на этих пунктах сулили мятежникам возможность предписать русским условия мира и заставить их возвратить Дербент, Кубу, Каракайтаг и Дженгутай прежним владельцам. Стремление горских народов образовать из себя федерацию должно было вынудить русских употребить все силы на то, чтобы, напротив, разобщить горцев между собою, и новый поход в Дагестан являлся неизбежным уже просто с целями защиты подданных.

Пока военные действия происходили в Южном Дагестане, где Сурхай собирал войска, чтобы взять небольшое и слабое Чирагское укрепление, стоявшее на границе Кюринского ханства,– на севере Дагестан поднялся против шамхала тарковского. Мехтула, забыв прошлогодний погром, стала также на сторону мятежников, Гассан-хан вновь овладел правлением, а русский пристав должен был покинуть Дженгутай, который первым поднял знамя восстания. Волновались даже Тарки. До какого ожесточения доходила в горах ненависть к шамхалу, можно судить по тому, что мать аварского хана, имевшая за ним в замужестве двух своих дочерей, писали в это время к акушинскому кадию, чтобы тот старался захватить шамхала живым и “доставил бы ей удовольствие напиться его крови”. “Какие нежные чувства женщины и великодушная попечительность о зяте! – замечает по этому поводу Ермолов. Впрочем, необходимо сказать, что подобные отношения между родными в Дагестане не были случаями слишком исключительными. Жена Ахмет-хана аварского, жестокосердная Гихили-Бике, некогда злодейски умертвившая одного из своих женихов, присылала к Ермолову муллу с предложением отравить и мужа за известную сумму денег, но Ермолов ответил ей, что жизнь презренного негодяя ничего не стоит. Владетельный князь аула Брагуны умертвил самым варварским образом отца и двух братьев, чтобы только захватить их имущество; Сурхай погубил родного сына Муртазали-бека. Да вряд ли и у каждого из владетельных особ кавказских гор не было кровавого пятна на совести.

Угрожаемый со всех сторон, шамхал оставил Тарки и удалился в свой небольшой загородный замок, где решился лучше погибнуть, нежели перейти на сторону восстания. Военные действия против него поручены были Гассану дженгутайскому, который со своими мехтулинцами и приступил к осаде замка. Шамхал защищался отчаянно и отразил приступ с большим уроном для нападающих. Положение шамкала становилось, однако, все более и более критическим, как вдруг внезапная смерть Гассана, найденного в одно прекрасное утро мертвым в собственной постели, развязало ему руки. Подозревают, что Гассан был отравлен молодой женой, которая давно искала случая извести ненавистного старого мужа, но отрава – прием не совсем обычный для женщин мусульманского мира, а потому можно было подозревать здесь и другую, чью-нибудь более вескую руку. На ком бы ни тяготело это преступление, загадочная смерть мехтулинского хана, пользовавшегося в горах большим влиянием, несколько расстроила планы союзников, так как дженгутайцы, лишившись вождя, отложились от сборища.