Четыре после полуночи - Стивен Кинг

Лорел увидела, что блестящие незрячие глаза Дайны открыты.

Такие ли они незрячие? Было в этих глазах нечто, заставившее Лорел в этом усомниться. Она почувствовала, как ее охватывает благоговейный трепет и одновременно безотчетный страх.

Она осторожно взяла Дайну за руку и ласково сказала:

– Не пытайся говорить. Если ты в сознании, Дайна, не пытайся говорить, только слушай. Мы летим. Мы возвращаемся, и с тобой все будет хорошо… это я тебе обещаю.

– Не волнуйтесь обо мне, Лорел. Я получила… что хотела.

– Дайна, не надо тебе…

Незрячие глаза повернулись на звук голоса. Легкая улыбка тронула запятнанные кровью губы Дайны.

– Я видела, – прошептала девочка. – Я видела глазами мистера Туми. В самом начале… и в конце. В конце лучше. В начале все казалось ему злым и страшным. В конце было лучше.

У Лорел перехватило дыхание.

Пальцы девочки выскользнули из руки Лорел, коснулись ее щеки.

– Он был не таким уж плохим человеком. – Она закашлялась, крохотные капельки крови брызнули изо рта.

– Пожалуйста, Дайна! – Лорел охватила паника: у нее возникло ощущение, что маленькая слепая девочка стала прозрачной. – Пожалуйста, ничего больше не говори.

Дайна улыбнулась.

– Я вас видела. Вы красавица, Лорел. И все вокруг такое красивое… даже те вещи, которые умерли. Так прекрасно… знаете ли… видеть.

Девочка вдохнула, выдохнула, а больше просто не вдохнула. И ее незрячие глаза смотрели уже не в глаза Лорел Стивенсон, а в вечность.

– Пожалуйста, дыши, Дайна, – шепнула Лорел.

Схватила руки девочки и начала целовать, словно надеялась поцелуями вдохнуть в нее жизнь. Как могла Дайна умереть после того, как спасла их всех! Бог не мог требовать такой жертвы, даже от людей, которые оказались вне времени.

– Пожалуйста, дыши, пожалуйста, пожалуйста, дыши.

Но Дайна не дышала. Лорел сложила ручки девочки у нее на груди и долго всматривалась в бледное застывшее личико. Лорел ждала, что ее глаза наполнятся слезами, но слезы не приходили. Только щемило сердце да в висках стучало одно и то же: «Нет! Это несправедливо! Несправедливо! Верни ее, Господи! Верни ее, черт тебя побери, верни! Ты должен ее вернуть!»

Но Бог ничего не изменил. Гудели двигатели, через иллюминатор солнечный луч падал на окровавленный рукав платья Дайны. Бог ничего не хотел возвращать. Лорел отвернулась и увидела по другую сторону прохода целующихся Алберта и Бетани. Рука Алберта осторожно, нежно поглаживала грудь девушки. Они являли собой ритуальный образ, символ, олицетворяющий жизнь, ее нескончаемость, ее неистребимость даже в самые тяжелые моменты, выпадающие на долю человека. Лорел с надеждой вновь посмотрела на Дайну, но… Бог ее не вернул.

Бог ее не вернул.

Лорел поцеловала девочку в застывшую щечку, подняла руку к ее лицу, пальцы замерли в дюйме от век.

Я видела глазами мистера Туми. Все вокруг такое красивое… даже те вещи, которые умерли. Так прекрасно видеть.

– Да, – сказала себе Лорел. – С этим я смогу жить.

И оставила глаза Дайны открытыми.

10

«Боинг‐767» авиакомпании «Американская гордость» летел на запад сквозь дни и ночи, сменявшие друг друга, словно большие толстые облака. С каждым циклом сутки становились все короче.

Примерно через три часа полета облачный слой оборвался, как раз в том месте, где он начался, когда самолет летел на восток. Брайан мог поспорить на любые деньги, что облака не сдвинулись ни на дюйм. Теперь под ними расстилались Великие равнины.

– Их тут не видно, – заметил Руди Уэрвик; он мог не уточнять, о ком идет речь.

– Не видно, – согласился Боб Дженкинс. – Должно быть, мы обогнали их: или в пространстве, или во времени.

– Или и там, и там, – вставил Алберт.

– Да, или и там, и там.

Но они не обогнали. Когда «767» пересекал Рокки, они снова увидели внизу черные полосы, с высоты похожие на нити. Они прорезали склоны и вершины, вычерчивали какие-то фигуры на синевато-сером лесном ковре. Ник подошел к двери, приник лицом к иллюминатору. Непонятно почему, но стекло иллюминатора обладало увеличительным эффектом. Так что Ник увидел больше, чем хотел. На его глазах две черные линии разделились, обежали покрытую снегом вершину и по склону устремились вниз, все больше удаляясь друг от друга. А вершина провалилась, оставив после себя лишь кратер вулкана.

– Господи, спаси и помилуй, – пробормотал Ник, дрожащей рукой смахивая со лба пот.

Когда они летели над западными отрогами, держа курс на Юту, вновь начали сгущаться сумерки. Кроваво-красный свет заливал дьявольский ландшафт, и никто из них уже не мог смотреть на то, что оставалось от Земли. Один за другим, следуя примеру Алберта и Бетани, они опускали шторки. Ник нетвердой походкой вернулся к своему креслу, сел, уткнулся подбородком в грудь. Через минуту-другую повернулся к Лорел, и она молча обняла его.

И только Брайан был вынужден смотреть на творящееся внизу: в кабине пилотов шторок не было.

Западная часть Колорадо и восточная Юты громадными кусками проваливались в колодец вечности. Горы, холмы, долины переставали существовать под напором лангольеров, подчищающих прошлое, отправляющих его в бездонные глубины. Ни одного звука не долетало на такую высоту, и это, пожалуй, пугало больше всего. Земля исчезала молча, как исчезают пылинки.

Наступившую темноту Брайан воспринял как акт милосердия и обратил свой взгляд к звездам. Залюбовался ими, единственной реалией, оставшейся в этом ужасном мире: Орион-охотник, Пегас, великий полуночный скакун, Кассиопея на своем звездном троне.

11

Полчаса спустя вновь взошло солнце, и Брайан почувствовал, что вплотную подошел к границе, отделяющей нормальную психику от безумия. Земля внизу исчезла. Полностью и окончательно. Синее небо повисло над циклопическим океаном чернейшей пустоты.

Лангольеры сожрали мир под летящим «767».

Брайану пришла мысль, ранее уже озвученная Бетани: если дыру во времени найти не удастся, если их будет ждать самое худшее, лучше уж направить самолет в гору и покончить с этим раз и навсегда. Да только внизу не было гор!

Не было и земли!

«Что же будет, если мы не найдем этой дыры? – спросил Брайан свой внутренний голос. – Что произойдет, когда у нас закончится топливо? Только не говори мне, что мы куда-то врежемся, потому что в это я не поверю. Нельзя врезаться в ничто. Я думаю, мы будем падать… и падать… и падать. Как долго? Как далеко? Сколько можно падать в пустоту?»

Не думай об этом, ответил внутренний голос.

«Но как это сделать? Как не думать о пустоте?»

Брайан вновь вернулся к своим расчетам, часто сверяясь с данными компьютера навигационной системы, пока вновь не начало темнеть. Время между рассветом и закатом сократилось до двадцати восьми минут.