Капеллан дьявола. Размышления о надежде, лжи, науке и любви - Ричард Докинз

Он смеялся над собственными шутками, чего, как считается, не должны делать хорошие комики, но делал это так обаятельно, что шутки от этого становились еще смешнее. Он обладал тонким умением подшучивать, не обижая, и его шутки были направлены не на самих людей, а на их абсурдные идеи. Мораль следующей притчи, которую он рассказывал с огромным восторгом, понятна безо всяких объяснений. Один человек не понимал, как работает телевизор, и был убежден, что внутри ящика должно быть множество маленьких человечков, с большой скоростью управляющих изображением. Некий инженер рассказал ему о высокочастотной модуляции спектра электромагнитного излучения, о трансмиттерах и ресиверах, об усилителях и катодно-лучевых трубках, о строках развертки, движущихся вбок и вниз по фосфоресцирующему экрану. Этот человек, кивая, внимательно слушал инженера, и в итоге объявил, что удовлетворен объяснением. Теперь он и вправду понимает, как работает телевизор. “Но ведь, наверное, там есть немного маленьких человечков, да?”

Наука потеряла друга, а литература — одно из светил. Горная горилла и черный носорог потеряли доблестного защитника (однажды он поднялся на вершину Килиманджаро в костюме носорога для сбора средств на борьбу с идиотской торговлей носорожьим рогом). Фирма “Эппл компьютер” потеряла своего самого красноречивого апологета. А я потерял незаменимого интеллектуального собеседника и одного из добрейших и милейших людей, с которыми мне доводилось встречаться. Вчера мне официально сообщили радостную новость, которая порадовала бы и его. По секрету она была известна мне уже несколько недель, но мне нельзя было никому сообщать, а теперь, когда стало можно, уже слишком поздно.

Солнце светит, жизнь продолжается, лови момент, и все такое. Мы сегодня же посадим дерево: Дугласову пихту[195], высокую, стройную, вечнозеленую. Сейчас неподходящее время года, но мы приложим все усилия. Вперед, в древесный питомник!

Дерево посажено, и эта статья дописана, с момента его смерти не прошло и суток. Принесло ли это облегчение? Нет. Но попробовать стоило.

Думаю, мне подобает кое-что сказать о любви Дугласа к науке[196]. Однажды он обратился ко мне за советом. Он раздумывал над тем, не вернуться ли ему в университет, чтобы поучиться естественным наукам, а именно, кажется, моему собственному предмету — зоологии. Я посоветовал не делать этого. Он уже немало знал об естественных науках. Это проступает почти в каждой написанной им строчке и в лучших его шутках. Приведу лишь один пример: вспомните двигатель на невероятностной тяге[197]. Дуглас мыслил как ученый, но у него было гораздо больше юмора. Не будет преувеличением сказать, что он был кумиром ученых. И технологов, особенно в компьютерной промышленности.

Его неоправданная скромность в присутствии ученых трогательно проявилась в великолепной речи, произнесенной им экспромтом в 1998 году на конференции в Кембридже[198], в которой я тоже участвовал. Его пригласили как бы в качестве почетного ученого — что случалось с ним довольно часто. К счастью, кто-то включил магнитофон, поэтому у нас целиком сохранился этот превосходный сымпровизированный шедевр. Его определенно стоит опубликовать. Я зачитаю вам несколько не связанных друг с другом абзацев. Он был и прекрасным актером-юмористом, не только блестящим писателем-юмористом, и его голос слышится в каждой строчке:

В программе объявлено, что это будет дискуссия, но лишь потому, что я немного боялся идти сюда, в аудиторию, полную таких светил, полагая: “Что я, любитель, смогу им сообщить?” Поэтому я и выбрал форму дискуссии. Но пробыв здесь пару дней, я понял, что вы вполне нормальные люди! Я подумал, что сделаю так: встану и проведу дискуссию с самим собой... надеясь, что смогу спровоцировать достаточно разногласий, чтобы в конце нашлось кому кидаться стульями.

Но прежде чем я перейду к той теме, с которой я попытаюсь справиться, позвольте мне предупредить вас, что время от времени я могу немного путаться, потому что буквально только что все мы узнали друг от друга много нового (я имею ввиду все то, что мы с вами сегодня услышали), поэтому если я время от времени куда-нибудь отклонюсь... У меня четырехлетняя дочь, и было очень, очень интересно наблюдать за ее лицом в первые две или три недели ее жизни, когда я вдруг осознал то, чего в былые времена никто бы не понял — она перезагружалась!

Я просто хочу упомянуть одну вещь, которая не имеет никакого смысла, но я этим страшно горжусь: я родился в Кембридже в пятьдесят втором, и мои инициалы — DNA![199]

Эти вдохновенные переходы с одного предмета на другой так характерны для его стиля — и так очаровательны!

Я помню, как однажды, довольно давно, мне понадобилось дать определение жизни для речи, с которой я должен был выступать. Полагая, что должно существовать какое-то простое определение, я стал рыться в интернете и был поражен тем, до чего разными бывают определения и каким подробным должно быть каждое из них, чтобы включать “это”, но не включать “то”. Но если подумать, то совокупность, которая включает в себя плодовую муху, Ричарда Докинза и Большой Барьерный риф, — довольно странный набор объектов для сопоставления.

Дуглас смеялся над собой и над собственными шутками. Это была одна из многих составляющих его обаяния.

В нашем восприятии окружающего мира есть некоторые странности. Тот факт, что мы живем на дне глубокого гравитационного колодца, на поверхности покрытой газом планеты, вращающейся вокруг огненного термоядерного шара, удаленного от нас на девяносто миллионов миль, и считаем, что это нормально, очевидно, указывает на перекошенность, свойственную нашему восприятию, но за нашу интеллектуальную историю мы сделали немало, постепенно избавляясь от некоторых заблуждений.

Следующий абзац — это одна из классических дугласовских историй, знакомых многим из присутствующих. Я слышал ее не раз, и с каждым разом она казалась мне все замечательнее.

Представьте себе лужу, которая просыпается как-то утром и думает: “В интересном мире я оказалась, в интересном углублении, подходит мне так, будто на меня шили, а? Честное слово, просто идеально мне подходит, его, должно быть, сделали специально для меня!” Эта идея так убедительна, что хотя солнце поднимается все выше, воздух нагревается, и лужа постепенно становится все меньше, она продолжает отчаянно держаться за мысль, что все будет хорошо, ведь мир был задуман и создан так, чтобы в нем была она. Поэтому тот момент, когда она исчезает, застает ее слегка врасплох. По-моему, это то, чего нам, быть может, стоит остерегаться.