Пять ложек эликсира - Борис Стругацкий

В номере инспектора Симоне повалился в кресло и принялся стучать себе по черепу кулаками, как развеселившийся шимпанзе.

– Спасен! – бормотал он с идиотской улыбкой. – Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь. Ура!

Потом он положил руки на край стола, уставился на инспектора круглыми глазами и произнес шепотом:

– Но ведь она была мертва! Я клянусь вам, Петер!

– Пили после ужина? – холодно спросил инспектор.

– Да, но…

– Сколько?

– Слушайте, Петер, я был здорово навеселе, но…

– Хватит об этом. И хватит пить. Мне не нужны пьяные свидетели.

Некоторое время Симоне молча глядел на инспектора.

– Постойте-ка… – сказал он наконец. – Но ведь она жива! Зачем вам свидетели?

– Убит Олаф, – сказал инспектор.

Симоне отшатнулся.

– Олаф? – пробормотал он ошеломленно. – Как так? Я слышал, как вы только что с ним разговаривали.

– Я разговаривал не с ним. Олаф мертв.

Симоне вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.

– Безумие какое-то… – пробормотал он. – Сумасшедший бред. Кто убил?

– По-видимому, Хинкус.

– Хинкус? А, это который все время на крыше. Вы его арестовали?

– Нет, он сбежал, – сказал инспектор. – Оставим это. У меня к вам вопрос как к специалисту. – Он поднял и раскрыл чемодан Олафа. – Что это, по-вашему?

Симоне быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно положил обратно.

– Не моя область, – сказал он. – Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это либо военное, либо космическое. Даже догадаться не могу. Где вы это взяли?

– У Олафа.

– Подумать только, – пробормотал Симоне. – У этакой дубины… Впрочем, пардон. Я, конечно, могу понажимать клавиши и покрутить ручки, но предупреждаю – это весьма нездоровое занятие.

– Не надо, – сказал инспектор, закрывая чемодан. – Идите к себе и ложитесь спать.

Симоне хотел что-то сказать, но только махнул рукой и направился к двери. В дверях он столкнулся с хозяином, извинился и вышел. Хозяин подошел к столу и поставил перед инспектором стакан с горячим кофе и сандвичи.

– Машины на месте, – объявил он. – Лыжи тоже. Хинкуса нигде нет. На крыше валяется его шуба.

– Знаю, – сказал инспектор. – Что же он – пешком ушел, что ли?

– Из долины ему все равно не выбраться.

– Да, – сказал инспектор. – Ничего не понимаю. Знаете, Алек, мне надо подумать.

Хозяин молча кивнул и пошел к двери. На пороге он остановился.

– Если не секрет, – сказал он, – что это вы с Симоне врывались к госпоже Мозес?

Инспектор сморщился.

– А, чушь! – сказал он. – Физику спьяну почудилась какая-то ерунда.

– Ах, ерунда?.. – неопределенным тоном произнес хозяин и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Некоторое время инспектор неподвижно сидел, прихлебывая кофе и глядя перед собой. Потом вдруг вздрогнул и резко повернул голову. В стену ударили чем-то тяжелым – раз и еще раз. Вздрогнула и чуть покосилась картина, изображающая утро в горах. Инспектор быстро выскочил в коридор, распахнул дверь в соседний номер и включил свет. Номер был пуст, стук прекратился, но под столом кто-то возился и сопел. Инспектор отшвырнул тяжелое кресло и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревками и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил из сумрака слезящиеся мученические глаза.

Инспектор выволок его на середину комнаты и вырвал изо рта кляп.

– Что это значит? – спросил он.

В ответ Хинкус принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, и, пока он кашлял, инспектор заглянул в туалетную, взял бритву и разрезал на Хинкусе веревки. Бормоча ругательства, Хинкус принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.

– Кто это вас? – спросил инспектор.

– Почем я знаю! – буркнул Хинкус. – Схватили сзади. Я и охнуть не успел. – Он поднял левую руку и отогнул рукав. – А, черт! Часы раздавил, сволочь. Сколько сейчас, инспектор?

– Час ночи.

– Час ночи… – повторил Хинкус. – Час ночи. – Глаза у него остановились. – Нет, – сказал он, – надо выпить.

Он поднялся. Легким толчком инспектор усадил его снова.

– Успеется, – сказал он.

– А я хочу выпить! – сказал Хинкус, повышая голос и снова делая попытку встать.

– А я вам говорю: успеется! – сказал инспектор, пресекая эту попытку.

– Кто вы такой, чтобы распоряжаться? – в полный голос взвизгнул Хинкус.

– Тихо! – крикнул инспектор. – Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!

– Убийство?.. – Хинкус приоткрыл рот. – А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили.

– Кто? – быстро спросил инспектор.

Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.

– Кто вас связал? Кого вы подозреваете?

И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал:

– Ну, хватит. Пойдемте.

Он привел Хинкуса в свой номер, взял с подоконника бутылку и отдал ему. Хинкус жадно схватил спиртное и надолго присосался к горлышку.

– Господи… – прохрипел он, утираясь. – Смачно-то как!..

– Вы можете хотя бы примерно сказать, когда вас схватили? – спросил инспектор.

– Что-то около девяти, – сказал Хинкус, всхлипывая.

– Дайте часы.

Хинкус послушно отстегнул часы, прижимая бутылку к груди. Часы были раздавлены, стрелки показывали восемь сорок три.

– Слушайте, Хинкус, – мягко сказал инспектор. – Тот, кто вас схватил… Ведь вы видели его и раньше? Днем? На крыше?

Хинкус только дико глянул на него и снова присосался к бутылке. Лицо его перекосилось, по серым щекам снова поползли слезы.

Хозяин расположился в холле за журнальным столиком. Перед ним лежали какие-то счета, он сосредоточенно нажимал клавиши калькулятора. Рядом, прислоненный к стене, стоял тяжелый многозарядный винчестер.

– Алек, – сказал инспектор. – Дайте ключ от вашего сейфа. Я спрячу туда эту штуку. – Он показал хозяину чемодан.