Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп

– Если от тебя не будет вестей в течение двух недель, я вернусь, – добавила Анна.

С этими словами она вышла из дома, громко хлопнув дверью. Если не считать отчаянно колотящегося сердца Марии, единственным признаком того, что ее сестра только что была здесь, был легкий запах французских духов.

Тем же вечером Мария показала свою ногу Гиоргису.

– Надо ехать к доктору Кирицису, – сразу сказал тот. – Он работает в главной больнице Ираклиона. Я сейчас же напишу ему письмо.

Больше он ничего не сказал, но с этой минуты в его желудке постоянно стоял тугой комок страха.

Спустя неделю от доктора Кирициса пришел ответ:

«Уважаемый господин Петракис!

Благодарю Вас за доверие. Мне было очень неприятно услышать о Ваших подозрениях, и я сделаю все возможное, чтобы помочь Вашей дочери. Жду Вас в понедельник 17 сентября, в середине дня.

Также я хотел бы выразить сожаление в связи со смертью Вашей супруги Элени. Я знаю, что опоздал на несколько лет, но лишь недавно узнал о ее кончине от доктора Лапакиса, с которым я возобновил контакты.

Искренне ваш,

Николаос Кирицис».

До назначенного дня оставалось несколько суток, и это стало некоторым облегчением для отца и дочери: все это время беспокойство из-за пятна на ноге Марии не давало им вздохнуть свободно.

В понедельник, позавтракав, они отправились в трехчасовую поездку до Ираклиона. Никто из односельчан не усмотрел в этом ничего необычного: они решили, что отцу и дочери нужно что-то купить к предстоящей свадьбе. Всем известно, что самые лучшие платья продаются именно в Ираклионе.

Поездка по прибрежной дороге порядком утомила Гиоргиса с Марией, а когда их глазам открылась внушительная гавань с венецианским фортом, Мария в очередной раз пожалела, что ей пришлось поехать в Ираклион. Никогда еще не видела она такой суматохи и такого количества пыли, а рев моторов грузовиков и шум строительных работ буквально оглушали ее. Гиоргис не бывал в городе с войны, и если не считать массивных стен, которые выдержали немецкие бомбардировки и остались такими же, какими были всегда, то Ираклион изменился до неузнаваемости. Еще довольно долгое время отец и дочь ехали по городу, вдоль удивительно похожих одна на другую пышных площадей с фонтанами. Лишь некоторое время спустя Гиоргис с досадой понял, что они наматывают по центру города круги. Остановившись, он спросил, как проехать к больнице, и им указали на недавно построенное новое здание.

Было без десяти двенадцать. На то, чтобы пройти лабиринт коридоров и найти отделение доктора Кирициса, им понадобилось еще минут двадцать.

– Мы опаздываем! – угрюмо заметил Гиоргис.

– Ничего страшного. Я знаю, доктор Кирицис нас поймет. Мы не виноваты, что город превратился в настоящий лабиринт и что они построили такую большую больницу, – ответила Мария.

За дверями отделения их встретила медсестра, которая предложила отцу с дочерью присесть и записала имя и фамилию Марии и цель их визита.

– Доктор Кирицис вас вызовет, – сказала она.

Мария и Гиоргис сидели молча, вдыхая незнакомый запах антисептических средств, которым был наполнен воздух больницы. Говорить было, по существу, не о чем, и они наблюдали за медсестрами в белых халатах, которые стремительно проходили по коридору, и за редкими пациентами на каталках. Спустя несколько минут медсестра предложила им пройти в кабинет.

Война изменила лицо Ираклиона, но еще сильнее она сказалась на внешности доктора Кирициса. Несмотря на то что очертания его стройного тела практически не изменились, густые черные волосы обильно подернулись сединой, а на гладком когда-то лице залегли глубокие морщины, порожденные тревогами и тяжелой работой, – словом, доктор Кирицис выглядел старше, чем на свои сорок два года.

– Добрый день, господин Петракис, – сказал он, выходя из-за стола и протягивая Гиоргису руку.

– Это моя дочь Мария, – представил девушку Гиоргис.

– Очень приятно, деспинеда Петракис. С тех пор как я видел вас в последний раз, прошло больше десяти лет – вы тогда были совсем еще ребенком, – сказал Кирицис, пожимая Марии руку. – Итак, присаживайтесь и расскажите, какова цель вашего визита.

Мария стала сбивчиво описывать обнаруженные признаки болезни.

– Две недели назад я заметила на левой ноге бледное пятно. Оно немного нечувствительное и кажется сухим по сравнению с кожей в других местах. Я хорошо помню о том, что случилось с матерью, поэтому очень испугалась, когда это увидела. И вот мы здесь.

– Вы заметили изменения только на ноге или и в других местах?

Мария перевела взгляд на отца. После первой отметины она нашла еще несколько. Ее никто никогда не видел без одежды, а повернуться так, чтобы можно было рассмотреть спину в маленьком зеркале в спальне, было непросто, но даже в тусклом свете ей удалось разглядеть на теле еще несколько пятен. Пятно на ее ноге больше не было единственным.

– Не только, – ответила она доктору. – Есть и другие.

– Мне необходимо осмотреть их. А если понадобится, то и взять кожные мазки.

С этими словами доктор Кирицис поднялся и жестом пригласил Марию пройти в операционную, оставив Гиоргиса в кабинете рассматривать анатомические плакаты на стенах. Сначала Кирицис осмотрел пятно на ноге Марии, затем перешел к спине. Чувствительность кожи он проверял с помощью сначала пера, а затем булавки. Доктор сразу заметил, что нервные окончания в кожных покровах поражены, но была ли это лепра, сложно было сказать наверняка. Он занес в карточку подробное описание состояния пациентки и схематически зарисовал расположение пятен на ее теле.

– Госпожа Петракис, мне очень жаль, но придется сделать анализ кожи. Это будет продолжаться недолго, однако будьте готовы к тому, что процедура немного болезненная.

Мария молча наблюдала, как Кирицис и медсестра готовят предметные стекла и необходимые инструменты. Лишь месяц назад она с гордостью демонстрировала подругам свой обновленный туалет – шелковые ночные рубашки легче перышка и чулки, прозрачные, как крылья стрекозы. Когда она примеряла эти чулки, они почти не ощущались на ее стройных ногах, девушке даже казалось, что на ней ничего нет: если бы не темный шов под бедрами, чулки можно было просто не заметить. А еще она примеряла туфельки, которые собиралась надеть в день свадьбы, – а теперь ступни, на которых так красиво смотрелись туфли, должен был разрезать неведомый хирургический инструмент.

– Госпожа Петракис, прошу вас прилечь на кушетку, – ворвались в ее воспоминания слова Кирициса.

Скальпель был острым, как бритва. Он вошел под кожу миллиметра на два, но у страха глаза велики, и Марии показалось, что ее режут на полоски, как кусок говядины. Доктор Кирицис быстро вырезал под кожей кусок мягкой ткани, достаточно большой, чтобы можно было рассмотреть его под микроскопом. Мария поморщилась, ее глаза наполнились слезами боли и страха. Затем Кирицис взял образец ткани с ее спины, а медсестра быстро нанесла на разрез антисептическую мазь и приложила ватный тампон.