Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - Эдмунд Криспин

– Какая необыкновенная идея! – воскликнул сэр Ричард. – Выстрелить так, чтобы пуля прошла через открытое пространство, сквозь запертую комнату, вновь через открытое пространство в еще одну комнату. Неудивительно, что мне это даже в голову не пришло.

Казалось, он глубоко оскорблен тем, что от него могли ждать подобных умозаключений.

– Именно. Установив этот факт, восстановить картину событий было уже достаточно легко. Раздобыть оружие оказалось нетрудно: на вечеринке Уорнер сказал Джин, что для следующей репетиции ему понадобится револьвер. При этом он, скорее всего, догадывался, что она так или иначе попытается заполучить пистолет Грэма. Даже если нет, это не имело большого значения – разве что как дополнительная предосторожность: если бы у нее не получилось, он легко мог взять его сам, и старая добрая демонстрация оружия всем подозреваемым сама по себе была сносным алиби. Вышло так, что она все-таки вернулась, и Уорнер увидел ее, о чем и сообщил нам (наверняка он был настороже). Он забыл упомянуть лишь о том, что сразу после этого проскользнул туда и вынул все гильзы – это лишь мое предположение, но такой вариант представляется мне наиболее вероятным – поэтому, когда ты, Найджел, заглянул в шкаф, там уже ничего не было. После этого ему оставалось только забрать оружие из реквизитной, что он и сделал на следующий день.

В пятницу вечером он увидел, как Изольда вошла в комнату Дональда – или же просто знал, куда она направляется. И, имея в своем распоряжении пару перчаток, оружие с глушителем и пистолет, заряженный холостыми, который он, между прочим, забрал из реквизитной вместе с настоящим орудием убийства: он использовался на сцене для создания звуковых эффектов. Будучи уверенным, что в театре таковой наверняка найдется, я спросил у Джин, пропал ли он, и выяснилось, что да… – Он внезапно остановился. – О чем я сейчас говорил?

– Он увидел, как Изольда вошла в колледж, – мягко напомнил сэр Ричард.

– Ах, да. Итак, он вошел в западный дворик через дверь с улицы, выстрелил в подходящий момент, вышел тем же путем, возможно, где-то на время избавился от глушителя, затем вошел возле привратницкой и, как мы знаем, поднялся сюда. Улучив момент, он спустился вниз и имитировал самоубийство. Теперь ты видишь, Найджел, почему твое расписание с такой очевидностью указывало на убийцу. Из него явствовало не только то, что он был единственным, кто мог сымитировать самоубийство, но и время, когда он вышел из отеля, ничем не подтверждалось, и он мог сделать это в любой удобный для себя момент. Само по себе это не имело бы никакого значения, но он испортил все дело, попытавшись устроить из этого головоломку и имитировав это невозможное самоубийство. Кто угодно – ты, Хелен, Рэйчел, Шейла, Дональд или Николас – мог выстрелить из западного дворика, и если бы он этим ограничился, то по-прежнему был бы в полной безопасности; однако, как я уже говорил, только один человек мог все подстроить.

Могу также сообщить, что были и некоторые косвенные улики, которые и сами по себе наводили на определенные размышления, хоть им и не доставало доказательности. Взять хотя бы тот факт (ты сам, Найджел, рассказал мне о нем, а я потом проверил), что это Уорнер назначил Джейн быть дублершей Изольды. Теперь даже я знаю о репертуарном театре достаточно, чтобы понять, что по практическим соображениям там не может быть никаких дублеров – и уж тем более для таких маленьких ролей, как у Изольды. Однако, беспокоясь об успехе пьесы, он совершил этот элементарнейший промах. Опять же, Уорнер сказал нам, что в привратницкой ему пришлось спрашивать дорогу к своей комнате, ибо ему никогда еще не доводилось бывать в этом колледже. Однако сразу же после убийства в разговоре с моей женой он предположил, что убийца мог проникнуть внутрь через западный двор, о существовании которого не мог бы знать, если бы его предыдущее утверждение было правдивым. Еще одна ошибка, порожденная его чрезмерной склонностью вдаваться в подробности.

Тем не менее вынужден признать, что поначалу мне казалось, будто некоторые детали не сходятся с этой, такой простой и очевидной, интерпретацией фактов. К этому причастен и ты, Найджел. Ты всячески подчеркивал, что Дональд совершенно не удивился, узнав о смерти Изольды. И если для тебя это, по-видимому, являлось свидетельством ненормального, необъяснимого психологического состояния, я был склонен трактовать это более простым образом. Это означало: а) либо Дональд знал о готовящемся убийстве; б) либо он видел кого-то знакомого непосредственно перед тем, как убийство было обнаружено (и этот кто-то ненавидел Изольду), поэтому, услышав новости, Дональд тут же решил, что именно этот человек и совершил убийство. Но «а» было крайне маловероятно: Роберт никогда бы не доверился Дональду, а возможность того, что Дональд мог раскрыть план Роберта (в котором был немалый расчет на удачу), чрезвычайно мала, и ею можно пренебречь. Таким образом, остается «б». Во-первых, Дональд вполне мог видеть Уорнера. Но почему же он в таком случае промолчал? Он не любил Уорнера и считал, что тот может соперничать с ним за Изольду. Узнав о ее смерти – а ведь он, как мы помним, был увлечен ею, – Дональд без сомнения рассказал бы про Уорнера, если бы его видел. Но он кого-то защищал. Кого же? Джин Уайтлегг была единственной возможной кандидатурой. Я предположил, что он видел ее в западном дворе (это единственное место, где она могла находиться), возможно, когда устраивал затемнение на окнах с этой стороны комнаты. Учитывая обстоятельства, я также предположил, что, во-первых, он бы заговорил с нею, а во-вторых, находясь там в то время, она вполне могла видеть убийцу или даже само убийство: ты же помнишь, что затемнение было нарушено спустя совсем короткое время после этого.

Тогда это было всего лишь теоретическими рассуждениями, однако я счел целесообразным углубиться в них хотя бы для собственного удовольствия и удовлетворения (основные факты этого дела были на тот момент уже установлены и доказаны). Поэтому сначала я пошел к Николасу, из которого без особого труда сумел вытянуть, что вечером Дональд с кем-то встретился и разговаривал, хотя Николас отказался сообщить, с кем именно. Это не имело значения, поскольку я уже был уверен в ответе. С Дональдом я вел себя достаточно жестко, однако, несмотря на это, ничего не смог из него вытянуть. Он был слишком большим джентльменом; думаю, после смерти Изольды он, в некотором смысле, испытал облегчение, и ему не хотелось, чтобы из-за этого страдала Джин, которую он считал убийцей. Реакция самой Джин, когда я проверял на ней вторую часть своей теории, оказалась гораздо более красноречивой. Обрушившись с резкой критикой на ум предполагаемого убийцы, я вызвал в ней бурю негодования. Поскольку она вряд ли одобряла бы преступление in vacuo[197], стало ясно, что ей известна личность преступника. И, коль скоро тогда она не могла знать обо всех фактах этого дела и прийти к моим выводам, логично было предположить, что она его уже видела. Между прочим, нет ничего удивительного в том, что она решила его защищать. Как мы знаем, у нее не было никаких оснований любить Изольду, и при этом она благоговела перед творчеством Уорнера. Вне всякого сомнения, она руководствовалась теми же моральными соображениями, что и я: совершенно не хотела предать замечательного художника, еще не успевшего раскрыть всю мощь своего таланта, в руки палача. Отсюда ее нежелание признавать даже то, что в тот вечер она была в колледже.