Призраки - Чак Паланик

Хозяин запирается в магазине и никого не пускает. Все утро люди подходят и смотрят в витрину, прикрывая руками лицо с боков, чтобы разглядеть, что там внутри. В полумраке. Чтобы понять, почему магазин закрыт.

Наверное, из тех же соображений хозяин антикварного магазина мог бы и заглянуть в ящик. Чтобы понять, почему. Чтобы узнать, что случилось. Что так «прибило» молоденького парнишку, которому только недавно исполнилось двадцать и которого ждало блестящее будущее.

Все утро старый антиквар поглядывает на ящик, который не тикает.

Но вместо того, чтобы заглянуть внутрь, он чистит унитаз в подсобке. Ставит стремянку и выгребает иссохшие трупики мух из всех люстр. Полирует медь. Натирает воском дерево. Пот льет с него градом, его накрахмаленная белая рубашка вся смялась. Он делает все, что не любит.

Соседи, его постоянные клиенты, приходят и видят, что дверь заперта. Может быть, они стучатся. А потом уходят.

Ящик ждет, чтобы открыть ему свою тайну.

Кто-то из его близких, кто-то, кого он любит, все равно заглянет внутрь.

Этот старик, антиквар. Всю жизнь он работает, не покладая рук. Находит хороший товар по вполне подходящим ценам. Привозит к себе в магазин, ставит на полку. Стирает пыль. Почти всю свою жизнь он проработал в этом магазине, и уже было не раз, что на каких-нибудь распродажах он покупал те же самые лампы и столики, и продавал их у себя по второму и третьему разу. Покупал вещи умерших клиентов и продавал их живым. Его магазин просто вдыхает и выдыхает те же самые вещи.

Те же самые кресла, столы, фарфоровые куклы. Кровати, бюро, всякие милые безделушки.

Которые приходят к нему и уходят.

Все утро старый антиквар поглядывает на ящик с кошмарами

Он занимается бухгалтерией. Весь день он сидит со своим десятикнопочным калькулятором и проверяет счета. Подсчитывает и сверяет длинные столбики цифр. Отслеживает поступления и реализацию товара на бумаге: все тех же комодов и полок для шляп. Варит кофе. Варит еще кофе. Пьет кофе, чашку за чашкой, пока не кончается весь запас молотых зерен. Чистит и моет, пока все в магазине не превращается в его отражение в полированном дереве и сверкающем стекле. Пока весь магазин не пропитывается запахом лимона и миндального масла. Запахом его пота.

Ящик ждет.

Он надевает чистую рубашку. Причесывается.

Он звонит жене и говорит, что уже много лет прячет от нее заначку, у себя в машине, в жестяной коробке под запасным колесом в багажнике. Сорок лет назад, когда родилась их дочка, говорит антиквар жене, он изменял ей с одной девчонкой, которая заходила к нему в магазин в обеденный перерыв. Он говорит, что ему очень стыдно. Он просит прощения. Говорит, чтобы она не ждала его к ужину. Говорит, что он любит ее.

Ящик стоит рядом с телефоном, не тикает.

Полиция находит его на следующий день. Бухгалтерия в полном порядке. В магазине царит идеальная чистота. Антиквар взял оранжевый удлинитель и привязал его к крючку для одежды на стене в ванной. В ванной, где все отделано кафелем и где потом будет легко убраться, он обмотал удлинитель вокруг шеи — а потом просто расслабился. Сполз вниз, по стене. Его нашли уже мертвым, задушенным. Он почти сидел на кафельном полу,

На прилавке у кассы ящик вновь тикает.

Все это есть в записях Тесс Кларк.

Вот так ящик попал в галерею Рэнда. Не просто вещь, а уже вроде как и легенда, говорит Рэнд собравшимся. Ящик с кошмарами.

Антикварный магазин напротив — теперь это просто большое пустующее помещение.

И прямо тогда, в тот самый вечер, когда Рэнд демонстрировал ящик гостям, а Кассандра стояла, прижимая локти к бокам — держала платье, прямо тогда кто-то в толпе произнес;

— Он не тикает. Ящик.

Он больше не тикал.

Люди ждали, затаив дыхание. Напряженно прислушиваясь к тишине.

И Рэнд сказал:

— Если кто хочет — пожалуйста.

— Вот так? — сказала Кассандра и отдала миссис Кларк свой бокал с белым вином. Она подняла одну руку и взялась за медную ручку с одной стороны. Она отдала Рэнду свою расшитую бисером вечернюю сумочку, где были помада и деньги «на всякий случай».

— Так надо держать? — спросила она и взялась за вторую ручку с другой стороны.

— Ну, давай, — сказал Рэнд.

Миссис Кларк была рядом, мать рядом с дочерью, немного растерянная и беспомощная, в обеих руках — по бокалу. Как бы не уронить, не пролить.

Рэнд положил руку Кассандре на шею, сзади. Просунув ладонь под мягкий завиток волос, выбившихся из прически. Положил и слегка надавил, так что шея чуть выгнулась, подбородок задрался вверх, губы приоткрылись. Держа одну руку на шее Кассандры, сжимая в другой руке ее сумочку.

Рэнд сказал ей:

— Смотри в глазок.

Ящик не тикает. Он тихий-тихий, как бомба за миг до взрыва.

Кассандра широко раскрывает глаз, левый. Бровь ползет вверх, ресницы дрожат, такие длинные и объемные от черной туши. Глаз зеленый-зеленый, такой влажный и мягкий — не твердое тело, не жидкость, а нечто среднее. Она смотрит в глазок, в темноту внутри.

Люди столпились вокруг. Они ждут. Рэнд по-прежнему держит руку у нее на шее.

Ноготь, накрашенный лаком, подбирается к кнопке. Кассандра прижимает лицо к черной стенке и говорит:

— Скажите, когда нажимать.

Когда смотришь в глазок левым глазом, нужно повернуть голову чуть вправо. Ты слегка горбишься, потому что приходится наклоняться так далеко вперед. Чтобы не потерять равновесие, надо держаться за ручки двумя руками. В таком положении основной вес приходится на руки и налицо, прижатое к стенке ящика.

Кассандра вжалась лицом в черный ящик. Она как будто целует его. Локоны, выбившиеся из прически, легонько подрагивают. Серьги сверкают, искрятся.

Палец движется к кнопке.

И ящик опять начинает тикать, тихо-тихо. Где-то там, глубоко внутри.

Что-то там происходит, но это видит одна Кассандра.

Таймер случайных временных интервалов вновь начинает отсчет. Еще на неделю, на год. На час.

Кассандра так и стоит, прижимаясь лицом к черной стенке, Она по-прежнему смотрит в глазок. Ее плечи поникли. Руки свисают, как плети.

Быстро-быстро моргая глазами, Кассандра отходит на шаг от ящика и легонько трясет головой. Она не смотрит в глаза собравшимся — она смотрит в пол, им под ноги. Ее губы плотно сжаты. Жесткий лиф платья провисает вперед, отлепившись от голой груди без бюстгальтера. Она поднимает руку и отталкивается от ящика.

Она сбрасывает туфли на шпильках, и мышцы ног сразу теряют рельефность. Ее твердокаменные ягодицы — теперь они мягкие.