Рождение Европы - Жак Ле Гофф

В начале XIV века появляется нововведение, которому был уготован невероятный успех, — это портрет. Он возник благодаря упрочению понятия человеческой индивидуальности и новому изобразительному коду, который назовут реализмом. Эти изменения проявляются в изображениях и живых людей, и мертвых. Лица на надгробных изображениях перестают тяготеть к сложившимся канонам, теперь скульпторы, наоборот, стремятся приблизить их к реальности. С самых ранних портретов на нас смотрят лица сильных мира сего — это Папы, короли, сеньоры и богатые буржуа; потом портретный жанр становится более демократичным. Изобретение в XV веке масляных красок и развитие станковой живописи идет на пользу портрету, который неизменно занимает почетное место на фресках. В Европе началась эпоха портрета, и она продлится до тех пор, пока в XIX веке эстафету частично не перехватит фотография. В этой расцветающей новой Европе, где гастрономия приносит с собой новые элементы застольной роскоши, увеличивается число пиров: легендарным примером остается знаменитое празднество, устроенное в Лилле в 1454 году герцогом Бургундским Филиппом Добрым, когда присутствующие давали обет на поданном к столу фазане. Игра проникает во все социальные практики и выходит за пределы мира аристократии; к игре в кости с начала XV века добавляются карты таро, начинается эпоха карточной игры, резко возрастает популярность разнообразных пари, особенно в Англии. Европа того времени, кажется, хотела заговорить вспышки чумы грандиозным по масштабу возвратом к грезам рыцарской жизни, к тому, что голландец Йохан Хёйзинга в своей знаменитой книге «Осень Средневековья» (1919) назвал «терпким вкусом жизни», «стремлением к красивой жизни», «мечтами о геройстве и любви» и «грезами о жизненной идиллии»; эта Европа уже кружилась не только в «пляске смерти», но и в праздничных танцах, которых становилось все больше. Плясали их под звуки музыки, которая, обновившись в XIV веке с приходом манеры ars nova, или «нового искусства», достигла большой тонкости ритмического выражения и научилась использовать все ресурсы голоса и музыкальных инструментов. В этот момент вырисовывается новый образ Европы, которая танцует, поет и играет на музыкальных инструментах.

Самым блестящим примером европейского расцвета того времени становится Флоренция XV века. Там в этот момент уже начался процесс, который позже назовут Возрождением. Флоренция в XV веке являет собой наглядный пример развития итальянского города-государства в направлении просвещенной монархии. Своим расцветом Флоренция обязана нескольким богатым семействам торговцев-банкиров, и в первую очередь роду Медичи. Развитие Флоренции не совпадало с направлением политического развития Европы. Будущее было за крупными государствами — Англией, Францией, Кастилией. Но режимы единоличной власти в городах благоприятствовали развитию нового искусства. Знаменитые семейства, правившие городами и городами-государствами, особенно в Италии, прославились своим деятельным меценатством.

До эпохи Лоренцо Великолепного, который был не только меценатом, но и талантливым поэтом, ведущую роль играл его дед Козимо, негласный правитель Флоренции с 1434 по 1464 год. Козимо коллекционировал античные статуи, камни, монеты, медали, а кроме того, основал несколько библиотек, причем его собственная состояла из 400 томов, которые он покупал или заказывал переписчикам по всей Европе и даже на Востоке. Козимо открывает и поддерживает Марсилио Фичино, сына своего личного врача: платит за его обучение и поселяет его на своей вилле в Кареджи, которая становится штаб-квартирой Платоновской академии, созданной Фичино. Кроме того, Козимо покровительствует преподавателю риторики Кристофоро Ландино, благодаря которому, как утверждают, европейские гуманисты начали вместо латыни использовать народные языки. Козимо также восстанавливает монастырь доминиканцев-реформаторов (Сан-Марко), церковь Сан-Лоренцо, построенную Брунеллески, заказывает дворец своему любимому архитектору Микелоццо, и все это не считая пригородных вилл, аббатства во Фьезоле, дворцов в Милане, коллежа итальянцев в Париже и больницы в Иерусалиме. Он покровительствует гениальному скульптору Донателло, который будет похоронен с ним по соседству, а также брату Джованни да Фьезоле (Фра Анжелико), которому он поручает фрески Сан-Марко, и еще нескольким великим художникам своего времени.

Флоренция становится средоточием крупнейших достижений нового искусства. Это и ворота Баптистерия, оформленные самыми знаменитыми скульпторами начала XV века, и революционные фрески Мазаччо в церкви Санта-Мария-дель-Кармине, в которых гениально реализуется открытый ренессансными мастерами эффект перспективы. Наконец, самое величественное из этих произведений — купол Флорентийского собора, возведенный Брунеллески. Здесь не совсем подходящее место, чтобы подробно рассматривать историю флорентийского искусства эпохи Кватроченто, я перечислил только нескольких мастеров и несколько произведений первого ряда. Добавим к этому еще школу неоплатоников, возникшую, как мы видели, под покровительством семейства Медичи и подпитываемую притоком в Европу греческих ученых, бегущих от турок после взятия Константинополя, — школу, формировавшуюся, в частности, вокруг Марсилио Фичино: это философское течение было одним из главных новшеств промежуточного периода между Средневековьем и Возрождением. По сути, оно продолжает интеллектуальную линию, характерную для Средневековья: новые идеи, облаченные в античные покровы. Богатая европейская традиция возрождения забытого старого возникает в каролингскую эпоху и продлится до конца XVIII века, давая повод французскому поэту Андре Шенье сказать: «Мы новой мысли ход / В античный вложим стих».

Из всего моря идей и произведений, которыми ознаменовался бурлящий, неспокойный, но прекрасный XV век, я выделю двух человек, которым в историографии не уделяется того внимания, которого они заслуживают.

Первый из двух персонажей — философ Николай Кузанский (1401–1464). Николай, родившийся в Кузах, маленькой деревеньке на берегу Мозеля, изучал свободные искусства в Гейдельберге, каноническое право в Падуе и теологию в Кёльне. Он участвовал в Базельском соборе (1432) и играл первостепенную роль при нескольких Папах, начиная с Евгения IV, но в особенности во времена Пия II (Энея Сильвия Пикколомини), Папы с 1458 по 1464 год, с которым Николай лично дружил. Однако политическая и административная деятельность кардинала Николая Кузанского не столь важна, как его идеи и произведения. Он был, прежде всего, великим знатоком теологической и мистической литературы, как античной, так и средневековой, и это во многом определило его философию. По мнению Николая из Куз, как пишет Жан-Мишель Куне (Counet), «подлинная теология начинается лишь после того, как преодолен Аристотель и его логика непротиворечивости, которая годится для мира конечного, но абсолютно недостаточна для постижения Бога». Николай Кузанский выдвигает теорию «docte ignorance» («Об ученом неведении» — название его трактата), в которой подчеркивается неспособность человека полностью познать Бога, но в то же время утверждается необходимость знания. Для Николая ученое неведение не только означает философский подход к познанию Бога, но и является основанием для новой концепции мира. Он отвергает представления Аристотеля и Птолемея о неподвижной Земле как о центре мира. Хотя его и не назовешь предшественником Коперника, но он говорит о «бесконечной Вселенной, центр которой повсюду, а периметр — нигде [будущее паскалевское определение] как о космологическом основании субъективности». Одновременно он занимается математикой, которая, по его представлениям, могла помочь в решении этой проблемы через исследование квадратуры круга. Николай внес большой вклад в математику, дополнив исчисление рациональных чисел высшей, философской математикой и заложив основы исчисления бесконечно малых величин, впоследствии разработанного Лейбницем и Ньютоном. Как и его друг Папа Пий II, Николай был очень встревожен турецким нашествием. Он хочет работать над установлением «согласия вер». С его точки зрения, нужно преодолеть рамки, присущие каждому из верований, и исходить из того, что в их основе лежат одни и те же предпосылки. По мнению Николая, теоретические различия между исламом, иудаизмом, зороастризмом и даже язычеством и философией — это только различия на уровне ритуала. Общая вера, с которой все эти религии имеют глубинную связь, — христианство. И хотя Николай Кузанский сохраняет и даже подчеркивает главенствующую роль христианства, его стремление к философскому осмыслению многообразия религий стало одной из самых решительных и новаторских попыток, которые делались в этом направлении. Николай Кузанский не только явился предвестником экуменизма, но и заложил основы толерантности, которая была неведома Средневековью.