Длинная тень греха - Галина Владимировна Романова

— Но?! — одновременно выдохнули Писарев с Володей.

Девчонка говорила толковые вещи. И как-то сразу все становилось понятным без лишних сложностей и страхов.

И в самом деле! Стал бы профессионал делать ставку на случайности, желая его — Писарева — подставить? Да никогда!

Вдруг бы и правда не поехал он в то утро никуда, а остался дома, как потом целую неделю это делал? И машину не разрешил бы взять водителю? И вообще при чем тут какая-то Хабарова Марина? Он ее знать не знает и в глаза никогда не видел.

— Ваша машина просто по роковой случайности оказалась под рукой, вот и все! — выпалила Олеся, воодушевившись вниманием, с которым они ее слушали. — Или ее взяли по другой причине… По причине того, что ею должен был заниматься Влад Хабаров. В нем все дело! В нем и в его покойной жене! С кем же у нее в этом автосервисе был роман? С кем-то же был! Как думаете?

— Думаю, вы правы, — вдруг легко согласился с ней Володя, снова вспоминая о вежливости и переходя на «вы». — Только вот кто это? Кажется… Кажется, вы упоминали здесь, что еще один любовник Марины Хабаровой видел этого человека в лицо? Может быть, он сумел бы опознать или…

— Или нарисовать нам его портрет, — закончила за него Олеся и пожаловалась с тяжелым вздохом. — Он так на меня теперь обидится!..

Хальченков Виктор Георгиевич с недоумением рассматривал сидящих перед ним молодого парня и женщину и ничего ровным счетом не понимал.

Он только что вернулся из бани, где совершенно беззаботно провел три часа. Его расслабленное тело, вкупе с мозгами, никак не желало переваривать информацию, которую на него выплеснули эти двое. Так мало того, они еще и фотографии присовокупили. Послал бы их Виктор с удовольствием, да дама уж больно важной оказалась. Корочками перед его носом махнула, как та Лебедушка, без приглашения в квартиру вошла и сидела теперь за его обеденным столом и пила жиденький кофе из его чашки.

— Вы хотите сказать, что на этих фотографиях запечатлен убийца? — в третий раз переспросил Хальченков, хотя это было очевидно.

Но он с тупым равнодушием, разбавленным конечно изрядной порцией «Арсенального», смотрел на снимки и верить ни во что не хотел.

То, что его версия с причастностью Хабарова, летит ко всем чертям в тартарары, он понял уже давно. И как бы уже и смирился с этим. Но вот с тем, что в этом деле фигурантом является одна из важных персон, протирающая штаны в депутатском кресле, Хальченков мириться не желал.

— Что скажете? — суетливо подбирая крошки от сухаря с маком, спросил его взлохмаченный парень.

— А ничего не скажу! — вдруг окрысился на него Виктор Георгиевич. — Фигня все это, и все! Ты вон у приятельницы своей спроси, имею ли я право, основываясь на этих фотографиях, предъявить обвинение этому уважаемому в городе человеку? Ты спроси, спроси!

Нина отодвинула от себя пустую чашку, хоть кофе был и дрянной, она его выпила весь. Переволновалась, утомилась в дороге, нервничала из-за Симки и из-за ребят, которых с ним оставила. Яда, наверное, выпила бы, не заметив.

— Вы правы, конечно, без санкции прокурора эти фотографии — лажа. Но!.. Существует объективная реальность направить следствие совершенно по другому руслу.

— А я не хочу!!! — озверел окончательно Хальченков и от объективной этой реальности, портившей все, и от невозмутимости этой прокурорской леди. — Может, я не хочу направлять никуда ничего!

Нина удивленно заморгала. А парень, что явился вместе с ней портить ему кровь, обеспокоенно заерзал, не переставая истреблять его сухари, которые он себе на утро к чаю купил, между прочим.

— Да, ладно! Не смотрите на меня так. Шучу я… Просто… Просто бытовая семейная ссора с убийством едва ли не политический подтекст приобретает. Просто хоть плачь! — и для убедительности Хальченков добавил слезливости в голос.

Он не стал им рассказывать, что, проснувшись сегодняшним утром, вдруг понял, где и что ему следует искать. Понял и сделал даже пару звонков, чтобы убедиться. Убедился. Обрадовался, конечно, и даже позвонил этой вертихвостке — Олесе Данилец, с тем, чтобы привлечь ее в союзники.

Но она отказалась, хотя и могла бы скрасить его субботний день своим присутствием. В ее же, в конечном итоге, это интересах.

Отказалась? И ладно! И он до понедельника подождет. Ему-то уж точно не к спеху. Ну, просидит еще пару лишних дней Хабаров под стражей, ему-то что!

Ну, свредничал, свредничал, а он и не оправдывается. Свредничал и взбунтовался. В конце концов, он имеет право на полноценный отдых в законный выходной?! Имеет, конечно!

Хальченков, забив на все, договорился с приятелями о встрече в бане. Накупил пива, рыбы и поехал полноценно отдыхать и расслабляться.

Расслабился, называется!

— Что вы думаете по поводу этих фотографий? — спросил парень, усыпав крошками от сухарей весь его стол, свой замызганный свитер и пол под ногами.

— Пока ничего, — проговорил Хальченков, тасуя снимки словно карточную колоду. — О том, что на этой фотографии Писарев, я не верю. Лица, заметьте, нигде не видно. Хотя другие факторы очевидны: машина, одежда… Так, погодите-ка, погодите… А это кто же там такой притаился?..

Нина с Дэном удивленно наблюдали за тем, как меняется в лице Хальченков.

Буквально только что кис, ныл, не желая признавать очевидного, и тут же будто метлой по его щекам махнули. Заулыбался, глаза загорелись. И на них уже смотрел без прежнего брезгливого уныния.

— Вот видите этого человечка на заднем фоне? — его палец ткнул в крохотную непокрытую голову мужчины, который явно прятался за углом ангара и подсматривал за романтическим пока еще свиданием. — Знаете, кто это?

— Нет! — одновременно ответили Нина и Дэн, и даже головой качнули синхронно для убедительности. — А кто это?!

— А это, господа мои хорошие, не кто иной, как Дугов Николай Иванович собственной персоной! Один из персонажей нашего любовного треугольника… Теперь уж и не треугольник получается, а квадрат просто какой-то! Однако, милая Мариночка… как тут не пожалеть бедного Хабарова!

На Хальченкова, невзирая на позднее время — шел десятый час ночи, — вдруг напала жажда деятельности. Он снова принялся названивать Олесе Данилец: очень уж хотелось ему щелкнуть по носу упрямую девицу неопровержимыми фактами причастности Дугова.

Заступалась, понимаешь, она за художника! Не виноват, переживает, и все такое…

А он тем временем за углом стоял. Мало того, что видел все своими глазами и не вмешался, не помешал, так может… Может, с его попустительства все и произошло?

Ох, и гадкое дело! Ох, и гадкое!.. Чем больше он разгребает, тем все зловоннее и зловоннее.

— Где же это вашу подругу носит в такой-то час? — ехидно поинтересовался он у парня. — Звоню, а она не отвечает.