Шестерка воронов - Ли Бардуго

Он сделал шаг, другой. Обернулся. Какие бы ни были у нее причины, прошлой ночью она спасла ему жизнь, и даже не единожды. Это был кровный долг.

Матиас поплелся обратно и протянул ведьме руку.

Когда она подняла на него взгляд, на ее мрачном лице отразились отвращение и усталость. Еще на нем читались стыд и благодарность. В этот короткий миг Матиас понял, что она – его зеркало. Ей тоже не хотелось стать его должницей.

Он мог принять решение за нее. Это самое меньшее, что он способен для нее сделать. Фьерданец резко поднял девушку на ноги, и они вместе заковыляли прочь от берега.

Матиас надеялся, что они шли на запад. Далеко на севере солнце могло сыграть злую шутку с ориентацией в пространстве, а у них не было компаса, который помог бы не сбиться с курса. Уже почти стемнело, и Матиас почувствовал, что у него начинается настоящая паника, но тут они наконец увидели первый из лагерей китобоев. Он оказался заброшенным – отдаленные поселения оживали только в весенний период – и там почти ничего не было, кроме круглой сторожки, сложенной из костей, дерна и звериных шкур. Но прибежище давало им шанс пережить хотя бы эту ночь.

На двери не было замка. Они буквально ввалились внутрь.

– Спасибо, – простонала девушка, падая рядом с круглым очагом.

Хельвар ничего не ответил. То, что им попался лагерь – просто везение. Вынеси их на пару миль дальше по берегу, их песенка была бы спета.

Китобои оставили в очаге торф и сухие щепки. Матиас начал разводить огонь, стараясь сделать так, чтобы, кроме дыма, появилось пламя. Он действовал топорно, потому что выбился из сил и был настолько голоден, что с удовольствием сгрыз бы кожу со своего ботинка. Услышав шорох за спиной, он обернулся и чуть не выронил кусок коряги, которой пытался заставить разгореться слабое пламя.

– Что ты делаешь?! – рявкнул парень.

Ведьма оглянулась через плечо – очень голое плечо – и сказала:

– А я что-то должна делать?

– Сейчас же оденься!

Она закатила глаза.

– Я не собираюсь замерзнуть до смерти, лишь бы не задеть твое чувство стыдливости.

Фьерданец зло ткнул палкой в кострище, но девушка, не обращая на него внимание, сняла с себя остатки одежды: тунику, шаровары, даже нижнее белье. Затем завернулась в одну из грязных оленьих шкур, сложенных у двери.

– Святые, ну и воняет! – проворчала она, устраивая гнездо из других шкур и одеял у огня. Каждый раз, когда она двигалась, накидка из оленя распахивалась, открывая вид на круглую икру, бледную кожу, ложбинку между грудями. Матиас не сомневался, что она делала это намеренно. Пыталась вывести его из равновесия. Ему нужно сосредоточиться на костре. Матиас чуть не умер, и если он не разведет огонь, то эта угроза снова станет реальной. Если бы только чертова ведьма перестала так шуметь! Коряга сломалась пополам в его руках.

Нина фыркнула и улеглась в гнездо из шкур, опираясь на локоть.

– Ради всех святых, дрюскель, что с тобой не так? Я просто хотела согреться. Обещаю не насиловать тебя, пока ты спишь.

– Я тебя не боюсь, – сердито ответил он.

Девушка ехидно улыбнулась.

– Тогда ты действительно такой тупой, каким кажешься.

Матиас продолжал сидеть у костра. Он знал, что в конце концов придется лечь рядом с ней. Солнце уже село, и температура начала падать. Он изо всех сил старался держаться и не стучать зубами. Они нуждались в тепле друг друга, чтобы пережить эту ночь. Это было бы разумно, но он не хотел приближаться к девушке. «Потому что она убийца, – убеждал он себя. – Именно поэтому. Она ведьма и убийца».

Хельвар с трудом заставил себя встать и подойти к одеялам. Но Нина выставила руку, чтобы остановить его.

– Даже не думай приближаться ко мне в этой одежде. Ты весь промок.

– Ты можешь контролировать наше кровообращение.

– Я истощена, – рассердилась она. – И когда я засну, нас будет греть только этот костер. Даже отсюда видно, как ты дрожишь. Все фьерданцы такие ханжи?

Нет. Возможно. Он не знал. Дрюскели – священный орден. Они должны вести целомудренный образ жизни, пока не найдут себе жен – хороших фьерданских жен, которые не нападают на людей с криками и не сбрасывают с себя одежду.

– А все гриши такие бесстыжие? – парировал Матиас, защищаясь.

– В Первой и Второй армиях мальчики и девочки тренируются бок о бок. В таких обстоятельствах смущение быстро проходит.

– Для женщины воевать противоестественно.

– Противоестественно, когда степень твоей тупости соответствует твоему росту, однако вот он ты. Ты серьезно проплыл столько миль, просто чтобы умереть в этой хибаре?

– Это сторожка, и ты не знаешь, проплыли ли мы хотя бы милю.

Нина раздраженно вздохнула и повернулась на бок, стараясь придвинуться как можно ближе к огню.

– Я слишком устала, чтобы спорить, – девушка закрыла глаза. – Не могу поверить, что твое лицо – последнее, что я увижу перед смертью.

Матиас чувствовал, что она насмехается над ним. Он стоял как дурак, и ненавидел ее за то, что она заставляла его чувствовать себя дураком. Парень повернулся к ней спиной и, быстро сняв промокшую одежду, положил ее сушиться у огня. Один раз он обернулся, чтобы убедиться, что ведьма на него не смотрит, затем подошел к одеялам и лег рядом, пытаясь сохранить дистанцию.

– Ближе, дрюскель, – игриво пропела Нина.

Он обнял ее рукой и грубо прижал к своей груди. Девушка удивленно ахнула и смущенно заерзала.

– Прекрати дергаться! – пробурчал он. Ему уже доводилось находиться рядом с девушками – не со многими, правда – но ни одна из них не походила на эту. Она была непристойно округлой.

– Ты холодный и липкий, – пожаловалась ведьма, передернувшись. – Все равно что лежать с дородным кальмаром!

– Ты сказала подвинуться ближе!

– Ослабь хватку, – велела она, а потом повернулась к нему лицом.

– Что ты делаешь? – спросил Хельвар, отодвигаясь в панике.

– Расслабься, дрюскель. Если я с тобой чем-то и займусь, то не здесь.

Он прищурил свои голубые глаза.

– Ненавижу твою болтовню. – Ему показалось, или на ее лице мелькнула обида? Будто его слова могли задеть эту ведьму.

Она подтвердила, что он все выдумал, сказав:

– Думаешь, меня волнует, что тебе нравится или не нравится?

Нина положила руки ему на грудь, туда, где билось его сердце. Он не должен был позволять ей это делать, не должен был проявлять слабость, но как только его кровь потекла быстрее, и тело начало согреваться, парень ощутил облегчение и легкость. Он почувствовал себя слишком хорошо, чтобы сопротивляться.

Матиас невольно позволил себе слегка расслабиться под ее ладонями. Девушка повернулась и положила его руку себе на талию.