Главная тайна ГРУ - Анатолий Максимов

(Мне также пришлось бы выступить в подобной роли, если операция «Турнир» была бы реализована в полном объеме согласно задуманному долговременному плану. Полистав снова страницы судебного процесса, я мысленно возвратился ко времени, когда прошло почти десять лет после «дела». Именно тогда, привлекая к операции «Турнир», меня спросили: смогу ли я сыграть роль предателя и перенести суд, телевидение? Меня спрашивали: «а как родные?» И я отвечал: «Они поймут…» Но какие страдания это им доставило бы, даже если бы они знали, что это игра?! Особенно отцу… Да простит меня читатель, именно поэтому я не могу принять «дело» как предательство!)

Джибни провозглашает: «Олег Пеньковский в одиночку взломал систему безопасности государства…» Что же это за безопасность, если один человек может ее нарушить? Такие рассуждения — это и есть «черная пропаганда» — для желающих быть в неведении. И далее он говорит: «Важность работы Пеньковского подтверждается теми мерами, которые были приняты сразу после его ареста…» Он имеет в виду маршала Варенцова и руководителя ГРУ Серова. И еще: «Триста офицеров советской разведки были немедленно отозваны в Москву из дипломатических представительств за рубежом». Ну, это уже заведомо «развесистая клюква» из арсенала «черной пропаганды».

О реакции на предательство Пеньковского во внешней разведке я уже говорил ранее. Но лучше бы Джибни заглянул в свою записную книжку и подсчитал, сколько знакомых у него в ней значится? Не 300, а около 70 человек выехали из-за рубежа (и безо всякого ажиотажа!).

Но кто именно? Во-первых, это были активные работники разведки, серьезно «намозолившие глаза» западным спецслужбам. В ожидании ответных мер после ареста Пеньковского их просто вывели (обезопасили) из страны. Следующая категория — это те, у кого заканчивался срок командировки. Наконец, и в ГРУ, и во внешней разведке были работники нерезультативные либо с подмоченной репутацией. Выехали также технические работники, требующие замены. Конечно, для предотвращения провокаций пришлось уехать тем, кто работал ранее с Пеньковским в Турции.

Но вот весь фокус в том, что всех их отозвали в короткий промежуток времени — до конца 1962 и до начала следующего года. Этим советская сторона создала иллюзию увязывания «провала» наших спецслужб и «ареста» Пеньковского. Все эти действия работали на легенду: Пеньковский честно сотрудничал с СИС и ЦРУ. И так в глазах Запада была, как заявил Джибни, «подтверждена важность работы Пеньковского…»

Сложнее нашей стороне пришлось с маршалом — «источником» Пеньковского, которого в этом качестве знали на Западе и ценили — «агент» вышел на самые верхи военного командования. Маршал не был в курсе дела. По заданию и плану игры Пеньковский восстановил с ним контакт лишь после выхода на англичан и американцев — так посоветовали Пеньковскому в КГБ-ГРУ. «Наказание» маршалу — понижение в должности и звании. Но это было частью игры, на что тот согласился, приняв «арест» своего в прошлом сослуживца якобы за чистую монету.

Маршал Варенцов и глава ГРУ Серов были из окружения Хрущева. Варенцова якобы Хрущев убедил лично как фронтового друга, попросив принести в жертву себя «публично». В отношении маршала был распространен слух, что, кроме болтовни «за рюмкой чая», никаких секретов маршал не раскрыл, но… Но все же — ротозей. Якобы так внешне снижался информационный эффект от «предательства» Пеньковского. Как другу, Хрущев честно пояснил маршалу: нужны «стрелочники», и среди них — он и Серов. Фактически Хрущев «спасал» маршала от худшего: при расследовании «дела» военная прокуратура намеревалась привлечь маршала к уголовной ответственности за разглашение государственной и военной тайны. Прокуроры работали в этом «деле» «втемную», и маршалу грозил срок лишения свободы до десяти лет. Однако Хрущев друга в обиду не дал, приказав: «Публично наказать, но под суд не отдавать!»

И имя маршала на суде фактически не фигурировало. Лишь в интервью, которое дал главный обвинитель газете «Известия», прозвучала такая фраза: «… бывший главный маршал артиллерии С. Варенцов понижен в звании и должности за то, что, зная Пеньковского по фронту, доверился его «жалобам» на якобы незаконное отчисление его из кадров Советской Армии. С. Варенцов добился пересмотра отрицательной служебной аттестации Пеньковского и в конечном итоге содействовал его устройству по службе» в ГК КНИР.

Но «был ли мальчик»? Пеньковского из армии не уволили. После Турции он работал в Минобороны, а затем снова в военной разведке. И ГК КНИР был его «крышей». Намечалось маршала вообще «простить» и отправить на пенсию года через 2–3. Но Хрущев ушел с политической арены страны в конце 1964 года, и о «фронтовом друге» просто забыли. То же произошло и с Серовым, который был многим не по душе за близость к Хрущеву.

Не стану повторять, что говорит Джибни о «вкладе» за шестнадцать месяцев работы Пеньковского с Западом. Отмечу только, самое «холодное» время в «холодной войне» выпало на период Берлинского и Карибского кризиса, когда… работал Пеньковский.

Джибни, видимо, сознательно говорит о советских ракетах на Кубе как дальнего радиуса действия, но это были ракеты среднего радиуса. А ядерные заряды? Были ли они там вообще?! Генерал Плиев, отвечавший за них там, ушел из жизни, так и не внеся ясности в этот вопрос. Возможно, это являлось частью «большого блефа» Хрущева. Нужны ли были эти заряды на Кубе? Ведь их так и не снарядили к ракетам. В это время на дне Мексиканского залива лежала 21 советская подводная лодка с реальными ядерными зарядами в ракетах. О подводных лодках, конечно, Пеньковский (для западных спецслужб) «не должен был знать».

Вероятно, «промах» Пеньковского с Берлинской стеной западные спецслужбы должны были воспринять с упреком в его адрес, но все обошлось — ведь не обо всем говорят за столом у маршала. Возможно, Пеньковский возражал, когда КГБ-ГРУ навязывали ему поговорить с «коллегами» о «стене» задним числом — это «наводило тень на плетень».

В обеих службах — КГБ и ГРУ — было радостно ощущать успех в «деле», когда советская сторона торг выиграла: Куба была спасена на неопределенный срок. «Советы» Пеньковского западным спецслужбам о позиции Хрущева в отношении ракет в Турции Западом были учтены.

Восстанавливая события с арестом Пеньковского, можно сказать следующее. Его «арест» 22 октября был не случаен. Точнее, объявление об аресте. «Арест» начался задолго до этого: фактически весь сентябрь и октябрь Пеньковский был вне поля зрения западных спецслужб. Наша госбезопасность наблюдала, как те мечутся в поисках агента.

22 октября — это сигнал Западу в момент высшей точки напряжения в Карибском кризисе. Грань войны — кто первым нажмет кнопку запуска МБР? Но ранее на Запад ушла информация Пеньковского, точнее, «деза»: Хрущев к ядерной войне не готов и ее не хочет. А потому Кеннеди не стал рисковать, и кризис разрешился мирным путем.

Есть такое понятие «информационный шум». Это фон, в который вкрапливаются «зерна» нужной (в данном случае для Запада) информации или дезинформации. Пеньковскому был дан карт-бланш в этом вопросе. То есть он мог говорить обо всем, о чем считал нужным во время бесед с «коллегами», но в рамках заранее оговоренного широкого круга вопросов.