Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

— А зачем бы я тебе говорила? — удивилась мама, — чтобы ты переживала, что он все слышал? Ты его и так слишком близко к сердцу восприняла, да и своего тебе тогда хватало. Ну что делать — услышал… Он в библиотеке засиделся до ночи, окна были открыты, а ты громко говорила… донесло сквознячком на ту сторону. Ничего, зато они на пару с Джаухаром вдоль и поперек перечитали «Повесть о настоящем человеке». А потом долго обсуждали и искали сведения о подлинной истории Маресьева. И Джаухар не злился на тебя, если что… я спрашивала. Сказал — я не сержусь… жду, что из этого получится, — улыбалась она, но потом перестала.

— У него хитрые протезы… я тут в совершенстве уже изучила всю костную архитектуру стопы. Там комбинированное голеностопное сочленение — встроен сустав вместе со стопой… снимать на ночь не нужно. И он танцует, Ксюша, — наверное, незаметно для себя самой плакала мама, — на самом деле выучил вальс… хотя у них и не принято. Делали все у немцев… такое счастье, что ты тогда выступила, честное слово. И девушка у него там сейчас… врач. Все, кажется, серьезно.

— Вот это новости… — обиделась я, — спасибо, мама.

— Не злись, пожалуйста. Я бы потом сказала, обязательно. Да я и сама не так давно узнала о протезировании, они не говорили никому, сглазить, что ли, боялись?

— Он очень болезненно воспринял все сказанное, слишком — не совсем так все понял, — объяснила я ей.

— А может, если бы не слишком, то и такого прицельного пинка не получилось бы. Все к лучшему, Ксюша… Покажи мне лучше внучару! Гулит уже или только пузыри дует? Ой, а мы тут улыбаемся, — заворковала она при виде внука, — ой, а мы тут уже такие… маленькие, хорошенькие бабушкины мальчики…

Левушка радостно махал ручками и сучил ножками, улыбался, послушно гулил, еще и пузыри пускал до кучи. Мол, для вас, мадам — все что угодно! Я вытерла его ротик от слюнок, и мы попрощались с растроганной бабушкой, выслушав еще кучу советов на прощание. И будто бы все, ради чего звонила, я узнала, кроме одного, самого главного — зачем он приезжал?

Отблагодарить меня, если посчитал это нужным, можно было и дистанционно — прислал бы подарок специальной почтой или курьером и точно обошлось бы и дешевле, и легче для него. Но тогда я не увидела бы, как твердо он стоит теперь на земле, и не поняла, что он тоже, оказывается, из породы «мужиков настоящих»! И нисколько не хуже других — самых сильных и волевых из них. Мальчишка! Сколько тысяч километров от Германии до Урала?

Почему-то подумалось о том, что Вадим сразу же педантично выяснил бы это, он никогда не ленился встать и посмотреть, даже если вопрос возникал и не вопросом даже, а так — фигурой речи. И для меня сейчас неважно — я и так знала, что до чертиков далеко Германия. Даже не так — до нас долго и тяжело добираться, с бесконечными пересадками и в пути Адилю точно было трудно. Но он сделал это — прошел на своих ногах легко, будто танцуя, перед человеком, который в него не верил и думал, как о слабаке.

Мальчишка… какой же глупый мальчишка! И как же жаль было, что мы не обменялись телефонами, а то я сейчас позвонила бы… А он же сбрасывал мне когда-то данные о заказе гостиницы, той самой «Сюиты»! В истории сообщений должно сохраниться. Покопаться, правда придется… Скоро я уже звонила по найденному номеру, очень сильно надеясь, что он его не поменял за этот год.

— Адиль ибн-Джаухар аль-Синайя, — раздалось отстраненно из трубки. Ого…

— Адиль, это Ксения, — решительно начала я, — я растерялась, извини, ты просто ошеломил меня своим появлением. Я не успела сказать… нет, вернее — не успела понять, что хочу сказать тебе — я очень сильно горжусь тобой. Безо всяких прав, конечно… а я все равно горжусь тобой, Адиль! И еще раз — спасибо тебе за изумительный подарок. А детям я куплю самые крутые зимние комбинезоны и еще самые лучшие коньки Янке… и запишу ее на катание… не важно! Я скажу ей, что это — от тебя лично, обязательно скажу! И то, что ты сам привез… это для меня… особенно важно и приятно, — вывалила я на парня все свои эмоции и замолчала, притихнув. Горло пережало — я волновалась, очень сильно волновалась. Потому что от того, что и как он сейчас ответит, зависели наши отношения в будущем.

— Я тоже… тобой горжусь, — чуть помолчав, ответил он: — Ты сильная, потому и стыдилась меня — слабого тогда. Я понял, не переживай. Мы когда-нибудь все вместе встретимся, — улыбался он где-то там, в пути, — наш род почему-то — одни мужчины. У братьев тоже сыновья. Я и они… мы уважаем Антонину-ханум, они будут рады тебе и Яне, и львенку тоже… Звони и обязательно говори, если что-то нужно. У тебя шесть братьев… теперь есть кому тебя защитить.

На время развода Вадим «включил адвоката». Так было легче — с головой погрузившись в профессию. Обсуждая с Валентиной соглашение по уплате алиментов, привычно действовал в интересах клиента, то есть себя на этот момент. Просчитал в уме и постарался донести коллеге свою точку зрения, настаивая на выплатах в твердой денежной сумме. Она периодически могла бы переводиться им самим. Если же в долях к заработку, то эту функцию пришлось бы возложить на бухгалтерию. Такого не хотелось по многим причинам. В самокопание Вадим не углублялся, понимая, что обязательно найдет в себе кучу ненужного. Просто нужно было как-то пережить это время. Мама была права — развод казался рубежом, ощущался границей почти физически — Рубиконом, перейдя который, он надеялся оказаться в совершенно другой ситуации, и однозначно уже не такой неприятной и даже тяжелой.

Валентина сражалась за алименты для Яны, как тигрица. Считала, что в доле по заработку получится больше и была права — их заработок постепенно рос все эти годы и, учитывая прогрессию… Она не учла одного — сейчас, в период продажи фирмы и какое-то время после, как и всегда в таких случаях, доходы закономерно упадут. Вадиму, как финансисту, это было знакомо и понятно. Особо сильно такое межвременье в период смены собственника било по банкам, но и по любому другому бизнесу тоже — обязательно. Доходы падают, потому что постоянные клиенты выжидают, а новые осознанно или нет, но ищут стабильности. И понадобится время, а может быть и много времени, чтобы выйти на прежний уровень, а потом и превзойти его.

— Я удивляюсь вашему цинизму, адвокат Демьянцев, — щурилась Валентина под очками, — ты и со своим ребенком планируешь общаться исками и апелляциями?

И Вадим сдался. Наверное, потому что за всем этим маячило и еще кое-что… неосознанная и не отмеченная сознанием, душу его жгла обида на Ксюшу. Зла на нее, ненависти или чувства мести уже не было — ушло, выжав изнутри досуха и осталась только решимость сделать так, как он считал правильным — расстаться. А все остальное в процессе этого расставания ощущалось, как усталость, просто какая-то… вселенская — моральная и даже физическая. Он не просто прощался с женщиной — уходил целый отрезок жизни, способ ее, образ… когда-то давно нарисованный для себя им самим, претворенный в жизнь, выстроенный… Который он считал когда-то самым лучшим для себя, идеальным. Теперь всего этого не будет и только потому, что Ксюша совершила это…