Братья наши меньшие - Владимир Данихнов

— Как это?

— Глюк, — сказала она. — Искаженное восприятие реальности.

Я ухмыльнулся и приподнялся над стулом, заглядывая на абажур лампы, что висела над нашим столиком. Там было много пыли, но ни монетки, даже крохотного пенни, не оказалось.

Люди вокруг зашептались. Заволновались. Начинался матч. Мне на футбол было плевать, потому что я ел шашлык и касался тайн бытия.

Покончив с мясом, я взялся за лук; заметил, что Наташа к своей порции не притронулась.

— А ты чего?

— Не ем мяса.

— Чего?

— Чего чего… худею я, — со злостью ответила Наташа.

— Зачем тебе худеть? Ты и так тонкая, как тростиночка, — усмехнулся я и жадно поглядел на ее карман, их которого призывно выглядывал уголок немецкой марки.

— Надо же, мы умеем комплименты говорить, — съязвила она. — Добрые какие. Я же проститутка, в твоем понимании, Полев. Не могу сообразить, как ты вообще со мной сидишь, не убегаешь? Тебя не тошнит, а?

Я поперхнулся и сказал медленно:

— Наташа, ты чего? Не надо…

Она толкнула свою тарелку мне:

— Давай ешь! Ты же хочешь, я знаю. Вот и ешь. Не чувствуй себя таким чертовски благородным! Мол, угощаю эту шлюху! Подавись своим мясом, эгоист хренов! — Она вскочила со стула.

— Наташа!

Но она уже убегала. Стащила свою куртку с вешалки и, растолкав ярых болельщиков, выбежала за дверь, с трудом протиснувшись между дверным косяком и толстым поваром, который продолжал курить, щурясь на полуденное солнце.

Меня трясло, отступила даже боль. Кое-как пересилив себя, я взял Наташину тарелку и доел ее шашлык, а лук не тронул, потому что не нужен мне был ее лук. Расплатился, оделся и хотел спокойно выйти, но не успел. Прервали трансляцию футбольного матча, и болельщики сначала зароптали, а потом замолчали. Передавали экстренные известия. Час назад поселок Левобережье захватила мясная банда. Они заняли здание общежития техникума и теперь требовали два фургона говядины и самолет в Бразилию, иначе грозились взорвать здание вместе с собой и заложниками.

После показали искореженный взрывом монорельс, обугленные трупы и солдат, которые рылись в обломках. Солдат было много. Если верить словам дикторши, монорельс шел следующим после нашего. Мы с Наташей могли поехать на нем, но, слава богу, не поехали.

— Куда катится наш мир? — пробормотал усатый мужичок, который сидел за столиком напротив.

— Да уж… — пробормотал я и заглянул под его столик: взглядом поискал устаревшие деньги.

Мужичок молчал, уставившись на меня своими воспаленными глазами. Потом сказал:

— Эй, я тебе вообще-то вопрос задал.

— Чего?

— Глухой, что ли? Я спросил тебя: куда катится наш мир?! Ты еще и туповат к тому же? — Он нахмурился.

Я вздохнул и сказал:

— Дружище, успокойся. К чему тебе лишние нервы? Ты все равно умрешь через неделю и один день. Погрешность — один день.

Он побледнел и стал выбираться из-за стола, шепча под нос:

— Сволочь, ах ты сволочь…

Но выбраться так и не успел, потому что зацепился рубашкой за шляпку торчащего из столешницы гвоздя. Я быстрым шагом направился к выходу. У порога задержался, внимательно разглядывая землю, но застрявший мужичок матерился все громче, и я поспешил домой.

Скинув туфли, я прошел в кабинет и включил компьютер. Сразу же наткнулся на сообщение от Михалыча. Шеф сообщал, что завтра будет полный рабочий день, как обычно, а послезавтра с утра намечается торжественная траурная церемония — похороны нашего коллеги, Миши Шутова, который скончался сегодня рано утром. Следующий акт — поминки, на которых будут пирожки с соевым повидлом и соевая водка.

Факт смерти Шутова сначала огорчил меня, но потом мне стало все равно, а голова гудела, уставшая от роя мыслей, которыми она забита в последнее время. Я сидел в кресле и думал, спускаться к Наташе или нет. Я прикоснулся к тайне и не хотел ее терять, но в то же время боялся, что меня используют по полной программе, заставят следить за этими «желтыми», подвергать жизнь опасности… А еще Наташа злится, потому что читает мои эмоции и знает, что я чувствую по отношению к ней. С другой стороны, должна бы уже привыкнуть — не первый год ведь следит. Почему именно сегодня взъелась?

— А вообще все это глупости, — сказал я. — И Наталья — хитрая аферистка. Истории про директоров, эмпатов, денежный интеллект и искажение имени — бред на постном масле. Она хочет что-то получить от меня. Может быть, на меня вышли владельцы порносайтов? Следят? Убить хотят? Наталья — их хитроумная связная?

Зазвонил телефон. Я долго не хотел брать трубку, но потом все-таки решился:

— Алло?

— Здравствуйте, Кирилл! — Голос у нее стал тонкий, а еще она шмыгала носом и, кажется, плакала.

— Привет, Лерочка.

Она зарыдала:

— Кирилл, папа умер… Семен… мой Семка…

— Что?

— Он в общаге, в заложниках! Я его по телику только что видела! Он там, среди них, мясных террористов этих! Кирилл… я не знаю, к кому еще обратиться… не к маме же и не к этому… вы должны помочь, спасти Сему!

— Лера, успокойся. Сама подумай, что я могу сделать?

— Кирилл! Вы не можете так поступить! Вы были папиным другом!

— Но…

— Вы обязаны! Должны помочь мне! Как вам не стыдно? Папа бы все сделал для вас! Он бы пошел вызволять парня вашей дочери!

— У меня нет дочери.

— Он бы пошел вызволять девушку вашего парня…то есть сына!

— И сына у меня нет.

— Что же вы за человек такой? — прорыдала в трубку Лера. — Что же вы за человек, если у вас нету ни сына, ни дочери?!

— Лера, — осторожно спросил я, — ты слышала что-нибудь о денежном интеллекте?

— Что? — сквозь всхлипы спросила она.

— Ты слышала о денежном разуме?

— О чем?

— О денежном разуме!

— А… вы о том, что можно находить в земле устаревшие монетки? Об этом все знают… только не у всех талант есть находить их… кого-то деньги любят, а от кого-то прячутся. Я только раз нашла древнюю германскую монету, да и та оказалась фальшивой.

— Ы… — промямлил я.

А Лера сказала со злобой:

— Все вы, мужики, одинаковые. Вам только деньги нужны! Я сама пойду Семку выручать! — и повесила трубку.

Я сидел и бездумно наматывал телефонный шнур на сложенные пальцы. «Как же все надоело, — думал я. — Хочу уехать из города. Хочу вернуться в родной городок, прогуляться по берегу моря, и чтоб чайки кричали в вышине, а волны били о камни, и соленые брызги падали мне на лицо».