Мальчик с голубыми глазами - Джоанн Харрис

— Эмили, что с тобой?

Ответить она не могла. Сейчас для нее имели значение только эти волшебные звуки.

— Эмили!

Каждая нота входила в ее душу нежно и легко, как нож в масло, каждый аккорд являл собой единство формы и содержания. По лицу снова полились слезы.

— С ней явно что-то не так! — Резкий голос Кэтрин доносился словно откуда-то издалека. — Нет уж, Фезер, извини, но я увожу ее домой.

Эмили почувствовала, как мать задвигалась, потянула за ее пальто, на котором она сидела, чтобы быть повыше.

— Вставай, милая, пойдем. Нам вообще не следовало сюда приходить.

Неужели в голосе матери звучит удовлетворение? Ее ладонь у Эмили на лбу была горячей, как в лихорадке, и какой-то липкой.

— Она вся горит, Фезер! Дай-ка мне руку, Эмили, и мы…

— Нет, — сердито прошипела Эмили.

— Детка, дорогая, ты расстроена…

— Ну пожалуйста!..

Но мать уже схватила ее за руку и потянула из зала. И даже аромат дорогих духов не заглушал исходившего от Кэтрин явственного запаха скипидара. Эмили отчаянно пыталась за что-нибудь зацепиться, подыскивала такие волшебные слова, которые заставят мать остановиться и понять, что ей, Эмили, совершенно необходимо вернуться и еще послушать…

— Пожалуйста, мамочка! Эта музыка…

«Твоя мама к музыке равнодушна», — раздался у нее в ушах отцовский голос, странно далекий, но вполне отчетливый.

К чему же она тогда неравнодушна? Что в таком случае заставит ее вернуться?

Кэтрин уже почти удалось вытащить дочку из зала. Эмили так отчаянно сопротивлялась, что у нее даже платье под мышкой лопнуло — оно было слишком мало. Ее душило пальто с меховым воротником, которое мать на нее напялила. И волна скипидарного запаха была удушающей, запаха лихорадочной горячности, запаха материной болезни…

И Эмили вдруг отчетливо поняла — с той зрелой прозорливостью, которая намного опережала ее реальный возраст: она никогда больше не пойдет в отцовскую школу, никогда не посетит ни одного концерта, никогда не будет играть с другими детьми, так как мама боится, что они сделают ей больно или толкнут ее, никогда не будет бегать с ними в парке, потому что может упасть…

Эмили думала о том, что если они сейчас уйдут из зала, то мама постоянно будет поступать так, как захочет. Слепота, которая никогда ее, Эмили, особенно не тревожила, все-таки утащит ее на самое дно, как собаку с привязанным к хвосту камнем, и тогда она попросту захлебнется и утонет.

Должны же найтись какие-то слова, магические слова, которые заставят маму остаться! Но ей было всего пять лет, и никаких магических слов она не знала и чувствовала, что скользит по проходу между рядами, зажатая мамой и Фезер, а чудесные голоса хора все бурлят в воздухе, точно весенние воды…

Средь зимнего мрака

Когда-то давно-о…

И тут ее осенило. Это было так просто, что она даже охнула, потрясенная собственной наглостью. Оказывается, она действительно знает магические слова! Десятки слов! Знает чуть ли не с колыбели, просто до сих пор не находила им применения. И отлично понимает, какая устрашающая сила заключена в них. Эмили открыла рот, потрясенная внезапным демоническим озарением, и прошептала:

— Цвета…

Кэтрин Уайт сразу резко затормозила, забыв даже поставить на пол поднятую ногу.

— Что ты сказала?

— Цвета. Пожалуйста. Я хочу остаться. — Эмили глубоко вздохнула. — Я хочу послушать цвета.

КОММЕНТАРИИ В ИНТЕРНЕТЕ

blueeyedboy: Как смело с твоей стороны, Альбертина. Полагаю, мне придется ответить тем же…

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Размещено в сообществе: [email protected]

Время: 23.03, понедельник, 11 февраля

Статус: публичный

Настроение: насмешливое

Музыка: Pink Floyd, Any Colour You Like

Послушать цвета. Ой, пожалуйста, только не говорите мне, что она была невинной! Не утверждайте, что тогда она толком не понимала своих действий. Миссис Уайт было известно абсолютно все о мальчике Икс и его синестезии. И она прекрасно знала: доктор Пикок непременно будет где-то поблизости. Одно только это заставило бы ее проглотить наживку, но еще легче было сделать так, чтобы она поверила: Эмили под воздействием музыки начала слышать цвета.

Бен тогда первый год учился в школе Сент-Освальдс. Легко представить его: маленький хорист, с ног до головы вымытый и вычищенный, в синей школьной форме, готовый вместе с другими вступить под торжественные своды капеллы, украшенные каменными фестонами.

Догадываюсь, о чем вы подумали: он ведь провалился на вступительном экзамене. Но это было связано только с лишением стипендии. Мать вытащила отложенные на черный день деньги, доктор Пикок добавил свои, и в конце концов они умудрились сделать так, что Бен все-таки в эту школу поступил, но, к сожалению, как платный ученик. И вот теперь он стоял в первом ряду школьного хора и ненавидел каждую минуту этого действа, понимая, что если у мальчишек из его класса до сих пор, может, и не хватало причин проникнуться к нему полным презрением, то теперь-то они ни за что не оставят его в покое. Мало того, мать еще и Найджела на концерт почти силком притащила, и уж он-то непременно отплатит ему за это щипками, пинками и тумаками.

Средь зимнего мрака

Ветер от холода стонет.

Бен тщетно молился о скорейшем наступлении пубертатного периода. Тогда у него начнет ломаться голос и он, возможно, будет освобожден от участия в выступлениях хора. Но, увы, несмотря на то что многие мальчики у них в классе весьма активно мужали, тянулись вверх, как пальмы, и вечно воняли юношеским потом, Бен по-прежнему оставался хрупким и бледным, точно девчонка, и его волшебное ломкое сопрано оставалось при нем…

Земля тверда как железо,

И в камень вода обратилась.

Он видел мать в четвертом ряду, напряженно вслушивавшуюся в звучание его голоса, а рядом с ней — доктора Пикока и Найджела, которому шел семнадцатый год и который с хмурым видом, раскинув ноги, развалился на скамье. Рядом с Найджелом сидел потный, дурно пахнущий Брендан, который, как всегда, чувствовал себя не в своей тарелке и выглядел соответственно — со своими гладко прилизанными волосами и поджатыми, как куриная гузка, губами он напоминал самого большого в мире младенца.

Вообще Голубоглазый старался не смотреть по сторонам и полностью сосредоточиться на музыке. И тут вдруг в первом ряду он заметил миссис Уайт, а рядом — маленькую Эмили в коротеньком красном пальтишке и в розовом платьице; волосы у нее были собраны в два пышных хвоста, а лицо так и светилось какой-то странной смесью горя и радости…