Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Йен Стюарт

Выжить в таком мире без посторонней помощи крайне непросто, но многие люди и сегодня вынуждены жить в таких условиях. Каждый становится гораздо счастливее, если верит в возможность управления дождем и львицами.

Человеческий разум – это неисправимый искатель закономерностей, который находит их даже там, где их нет. Каждую неделю миллионы совершенно нормальных людей ищут закономерности в номерах лотерей, не замечая, что случайные числа не имеют какой-либо существенной структуры. Следовательно, возможность управления дождем или львицами вовсе необязательно должна быть реальной, чтобы в нее верили. Мы все знаем, что даже то, что находится под контролем, все равно иногда выходит из строя. Поэтому, что бы ни случилось, наша вера редко подвергается серьезным испытаниям.

Таким образом выходит, что идея существования богини дождя, которая решает, будет дождь или нет, или бога львов, который может как уберечь вас от них, так и, наоборот, спустить на вас, обладает неоспоримыми преимуществами. Вы не способны управлять ни дождем, ни тем более богиней дождя, но, проведя соответствующие ритуалы, можете надеяться повлиять на ее решения. Вот здесь-то на сцену выходят священники, которые могут выступать в роли посредников между людьми и богами. Они могут назначать необходимые ритуалы – и, как все хорошие политики, приписывать себе успехи и сваливать вину на других. «Что, Генри съели львы? Ну, значит, он не проявил должного уважения, принося свою ежедневную жертву богу львов». – «Откуда вы знаете?» – «Если он проявил бы уважение, его бы не съели». Добавьте к этому то, что в случае вашего несогласия священники властны бросать вас земным представителям бога львов, и увидите, что культ этого бога воистину страшен.

Люди видят окружающий их мир и ощущают благоговейный страх. Он так велик, так непонятен – но кажется, будто он пляшет под чью-то дудку. Люди, воспитанные в среде культуры – особенно имеющей длинную историю и набор развитых технологий строительства зданий, земледелия, охоты, изготовления лодок, – мгновенно понимают, что им встретилось нечто, значительно превосходящее их своим величием. Сразу же встает ряд серьезных философских вопросов: откуда оно взялось, зачем оно нужно, почему я здесь? И так далее.

Представьте, что чувствовал Авраам, один из основоположников иудаизма. Предположительно, он был пастухом и жил в районе Ура, одного из первых настоящих городов-государств. Его окружали символы малопритязательных религий – позолоченные идолы, маски, алтари, – но они были ему абсолютно не по душе. Он считал их тривиальными, недалекими вещами, недостойными благоговения мира природы и его необыкновенной силы. Вдобавок Авраам понимал, что миром правило «нечто», гораздо большее, чем он сам. Оно знало, когда сеять и когда пожинать, как предсказывать дождь, как стоить лодки, как разводить овец (впрочем, в этом он и сам кое-что понимал), как жить в благополучии. Даже больше: оно знало, как передать все эти знания следующему поколению. Сознавая, что его крошечный интеллект был ничем против этого величественного нечто, Авраам вознес его в ранг богов и дал ему имя Иегова, что означает «тот, кто дает всему быть». И все бы хорошо, но после этого он допустил простую, но в интеллектуальном смысле роковую ошибку. Он попался в ловушку «онтического сброса».

Симпатичная фраза. Что она означает? Онтология – это учение о знании. Не само знание, а лишь учение о нем. Один из важных способов закрепить новое знание заключается в придумывании новых слов. Например, чтобы изготовить стрелу, нужно сделать ту заостренную штуковину, которая крепится к ее концу. Ее вырезают из кремня или отливают из бронзы, но как бы то ни было, ее нельзя все время называть «заостренной штуковиной на конце стрелы», поэтому для нее нужно подобрать метафору. Вы воображаете, что предмет крепится к концу стрелы, следовательно, ему подойдет название «наконечник».

То есть вы сбросили знание об этом кремниевом или бронзовом приспособлении в его новое название. Мы говорим «сбросили», потому что теперь в большинстве случаев вам не придется вспоминать о происхождении этого названия. Наконечник стал самостоятельной вещью и может упоминаться отдельно от стрелы.

Человеческий разум – это устройство для рассказывания историй, и онтический сброс выглядит вполне естественным для существ вроде нас. Так устроены и наш язык, и наш разум. С помощью этой уловки мы упрощаем то, что иначе нельзя было бы понять. Это лингвистический аналог политической иерархии, при которой один человек управляет миллионами. Но здесь существует побочный эффект: онтически сброшенные слова утопают в ассоциациях. Мы редко об этом задумываемся – разве что в случаях, когда внезапно останавливаемся и задаемся вопросом: «Почему легкую паутинку иногда называют “бабьим летом”?» Мы бежим за словарем и узнаём, что это, вероятно (таких вещей никто не знает наверняка), оттого, что она похожа на еле заметные седые пряди у женщин, в то время как теплые осенние дни, «бабье лето», ассоциируются с ее возрастом, предшествующим пожилому, холодному.

На подсознательном уровне мы хорошо понимаем даже такие смутные ассоциации, которые в иерархии онтического сброса располагаются где-то на седьмом уровне. И слова, которые должны были бы представлять собой абстрактные ярлыки, смешиваются со своими историями (нередко даже не связанными с ними).

Так Авраам, чувствуя благоговейный трепет перед «тем, кто дает всему быть», онтически сбросил его в Иегову. Новое слово быстро стало материальным, а именно, стало личностью. Это следствие еще одной нашей привычки – олицетворять вещи. Авраам сделал крошечный шаг от «есть что-то вне нас, более великое, чем мы» до «есть кто-то вне нас, более великий, чем мы». Он смотрел на зарождающийся экстеллект своей культуры, и тот превратился в Бога у него на глазах.

Это было совершенно логично. И многое объясняло. Мир устроен так, а не иначе по причинам, ему непонятным – пусть это было очевидным для более великого нечто, – и тогда он понял, что просто того захотел Бог. Дождь шел не потому, что ему приказывал какой-то бог дождя с ярким идолом – Авраам был слишком умен, чтобы верить в это. Он шел потому, что ему так велел прекрасный вездесущий Бог. И он, Авраам, не смел и надеяться на постижение Разума Божьего, поэтому, разумеется, не мог и предсказать, когда пойдет дождь.

Мы привели пример Авраама в качестве шаблона. Выберите свою религию, ее основателя и подправьте историю для большего соответствия. Мы не утверждаем, что зарождение иудаизма происходило именно так, как мы описали. Это просто история, которая, может быть, не более правдива, чем рассказ о Винни-Пухе и его меде. Но, подобно тому, как Винни-Пух, застрявший в кроличьей норе, учит нас не быть жадными, история об омническом сбросе Авраама правдиво указывает на то, как здравомыслящие, восприимчивые люди могут, отказавшись от собственных духовных чувств, представить естественные процессы как непостижимую Сущность.

Материализация во многом сыграла положительную роль. Люди обращают внимание на желания непостижимых, всемогущих Сущностей. В религиозных учениях часто составляются принципы (законы, заповеди) приемлемого поведения в отношении других людей. Разумеется, между разными религиями или разными течениями одной религии существует множество разногласий в деталях. Среди них есть и достаточно существенные, такие как отношение к женщинам или степень распространения базовых правил на неверующих. Однако в целом в этих учениях удалось прийти к консенсусу, о чем свидетельствует, например, практически всеобщее осуждение воров и убийц. Почти все религии определяют очень близкие нормы «хорошего» поведения, вероятно, потому, что они выдержали испытание временем. Если рассматривать религию с точки зрения отношений варваров и племен, ее можно назвать единой позицией племени с усиленными порядками (ритуалами, например), но не ставшей из-за этого хуже.