Капитан Трафальгар - Андре Лори

Я быстро обошел все помещение между палубами, но здесь не оказалось никого; тогда, забежав в кают-компанию захватить там свечу и мимоходом взглянув на Флоримора, по-прежнему спавшего крепким сном, я спустился в трюм и прямо направился к карцерам.

Сыновний инстинкт не обманул меня. В одной из камер, в той самой, где некогда помещался Вик-Любен, лежал мой отец, более похожий на привидение, чем на живого человека, – с необмытой еще кровью, запекшейся на ранах, неподвижно лежал на спине с ногами, закованными в кандалы.

– Отец! Отец! Дорогой мой отец! – воскликнул я, не помня себя от горя и радости: от радости, что нашел его наконец, и от горя, что нашел в таком ужасном положении. – Мы свободны! Мы спасем вас! – и кинувшись подле него на пол, стал целовать его колени.

Но он отвечал мне на мой порыв лишь только слабым стоном.

– Где же ключи? – вскрикнул я, оглядываясь кругом, чтобы открыть кандалы.

Отец печально покачал головой в знак отрицания. Я мысленно говорил себе, что, вероятно, ключи от кандалов остались в руках Вик-Любена или Брайса. Неужели мне придется оставить отца в этом положении хотя бы еще на час?.. Ноги его совсем опухли и страшно вздулись от сдавливавших и глубоко впившихся в тело железных тисков; белье и платье все испачкано кровью. Будучи не в силах шевельнуться или сделать хотя бы самое слабое движение, отец лежал, неподвижно распростертый на спине, и даже обе раны его не перевязаны!.. Я все это видел своими глазами и не мог ничего поделать!.. Я положительно готов был разбить себе голову о стену в порыве страшного отчаяния; вся душа моя надрывалась при взгляде на страдания дорогого отца.

Вдруг губы его чуть заметно шевельнулись, он прошептал одно слово.

– Белюш!

– Бедный Белюш убит! Эти негодяи убили его в первый момент бунта! – печально проговорил я.

Отец скорее глазами, чем головой, сделал отрицательный знак.

– Как! Неужели вы хотите сказать, что и он жив. Неужели мы настолько счастливы, что Белюш остался жив? – воскликнул я, не веря этому.

– Да… Он там… там, рядом… в седьмой камере! – с трудом вымолвил отец.

Я кинулся к седьмому номеру, отодвинул засовы и распахнул настежь дверь… Действительно, здесь находился Белюш, так же, как и отец, закованный в тяжелые железные кандалы, но совершенно здоровый и спящий крепким сном. Он даже не слыхал, как я вошел. Мне пришлось растрясти его, чтобы заставить очнуться и открыть глаза.

– Белюш! Милый мой Белюш! Мы свободны!.. Бунтовщики покинули судно, мы теперь здесь одни хозяева! – кричал я ему, поднося свечу к его лицу.

Он раскрыл глаза и удивленно посмотрел на меня, не вполне сознавая, что вокруг него происходит.

– Скажите, что мне сделать, чтобы освободить вас и моего отца отсюда? – спросил я его без дальнейших околичностей.

– О, это не трудно! – ответил он с невозмутимым спокойствием и совершенно таким тоном, как будто мы разговаривали с ним на палубе о самых обыкновенных вещах в тихую лунную ночь. – Отворите пятую камеру, где хранятся все плотницкие инструменты. Там найдете клещи, молотки и долота; принесите мне их, а остальное уже мое дело!

Я сделал, как он говорил, и принес требуемые инструменты. В несколько ударов он сшиб свои оковы и очутился на свободе; тогда мы вдвоем поспешили к отцу, которого Белюш совершенно так же освободил от оков, после чего подняли его на руки и поспешили вместе с нашей драгоценной ношей к лестнице, ведущей наверх. Вдруг я почувствовал, что что-то мягкое и теплое ластится к моим ногам. Я взглянул вниз и увидел тощую черную кошку.

– Грималькен! – воскликнул я с непритворной радостью. – Да ты еще жив, бедняга!

– Да, и его хозяин также! – раздался слабый, почти детский голос из камеры номер четыре.

Ударами ног мы с Белюшем вышибли дверь и в глубине темного, грязного помещения, действительно нашли шевалье Зопира де ла Коломба живым и здоровым, но таким худым, что на него страшно было дохнуть из опасения, что он рассыплется.

В две секунды он оказался на свободе и помог нам внести моего отца на палубу.

Там не произошло ничего нового. Розетта и Клерсина держали руль и так прекрасно справлялись со своим делом, что даже не захотели передать его кому-нибудь из нас.

– Позаботьтесь прежде всего о капитане Жордасе! – сказали они. – В случае надобности вы во всякое время сумеете заменить нас у руля!

Белюш и я тотчас же соорудили из одеяла и подушек походную постель для моего отца, в которой он почувствовал себя прекрасно; свежий морской воздух живительно влиял на него после смрадной духоты трюма, а несколько глотков старого рома сразу подкрепили его силы. Ухаживая за ним, я обменивался кое-какими словами с Белюшем.

– А я ведь считал вас уже мертвым! Вик-Любен уверил меня, что вы были убиты в первый момент схватки! – говорил я ему.

Бравый бретонец только презрительно пожал плечами.

– Ба-а! Разве Белюш мог умереть от руки какого-нибудь мерзавца?! – процедил он, и эти слова звучали в устах своеобразной бравадой. – Правда, они оглушили меня здоровым ударом дубины по голове и, вероятно, считая мертвым, бросили между деками. Но у Белюша череп здоровый, и не так-то легко какому-нибудь болвану раскроить его! На следующее утро я воскрес, ну и, конечно, за такую провинность был засажен в трюм и закован в кандалы! Но скажите-ка мне теперь, куда все они девались, эти негодяи? – добавил он, оглядываясь кругом своим единственным глазом.

– Да вот они; видите вон там, вдали, шлюпку? – ответил я, указывая на черную точку, которая, по-видимому, с большим упорством следовала за кормой «Эврики» на расстоянии приблизительно версты. – А как все это случилось, я объясню вам после, когда у нас будет время. Теперь же мне надо подняться на марс, чтобы удостовериться, с какого борта земля, о чем возвестили уже с час тому назад. – И, оставив его с отцом, я проворно взобрался на «воронье гнездо» грот-мачты. Луна по-прежнему светила; небо было совершенно ясно. Но сколько я ни напрягал зрение, стараясь отыскать или хотя бы угадать на западе очертания берегов, я не мог положительно ничего увидеть.

Вероятно, в течение тех нескольких минут, пока «Эврика» была предоставлена самой себе, она успела настолько изменить свое направление, что мыс, замеченный марсовым матросом по правому борту, успел уже скрыться из глаз. Весьма разочарованный и огорченный этим обстоятельством, я собирался уже спуститься вниз, как вдруг страшный грохот пушечного выстрела раздался у меня под ногами, заледенив кровь в моих жилах.

В первый момент я не знал даже, что предположить и чему приписать этот столь непредвиденный и неожиданный выстрел. У меня даже мелькнула мысль, уж не опрокинулась ли там внизу свеча, не произошло ли взрыва; мне показалось даже, что вот еще мгновение, и все мы взлетим на воздух… Но нет, это, оказалось, стрелял Белюш, которому вдруг вздумалось отпраздновать с наибольшей торжественностью свое освобождение от уз.