Берлога - Георгий Мантуров

– Ну, что ж. Надеюсь, это ваше обдуманное решение, спорить я не буду. Но, предупреждаю – вы с ней намучаетесь. Что еще?

У Димона в груди разлилась теплая волна благодарности к шефу. Возникло желание подбежать к нему, обнять, сказать что-то очень хорошее. Но надо было развивать успех. Действовать как Горыныч. Как бульдог. Брать Карлсона за горло пока он тепленький.

– Еще? Еще есть один проект. «Сто пудов» называется. Бесплатная газета для московских школьников. Если у вас есть время, я расскажу.

Кудрявцев ничего не ответил и прикрыл глаза. Возникла пауза.

– Сколько в Москве школьников? – спросил он через минуту, так и не открывая глаз.

– Без начальных классов – полмиллиона, – быстро ответил Димон.

– Не метро, конечно, но аудитория очень привлекательная, – рассуждал Кудрявцев, по-прежнему не открывая глаз. – И что, ничего подобного в школах еще нет?

– Нет, Сергей Степанович. А при чем тут метро? – у Димона появились слабые догадки, но они никак не складывались в идею.

– Дмитрий Иванович, вы что, в метро совсем не бываете? – Кудрявцев открыл глаза, – я и то бываю. Газету «Метро» знаете?

– Он – гений, он великий, – пронеслось в голове Димона. – Мгновенно понял все! Это, действительно, одно и то же. Газета бесплатная, живет только за счет рекламы.

– Сергей Степанович, я торможу сегодня. Вы правы, идеи похожи, – сказал Димон вслух. – Только «Сто пудов» узко таргетированная газета, у нее будет контент специфический и рекламодатели тоже. Успех будет, несомненно, вот только в школы ее не пустят. Здесь потребуется очень сильная поддержка.

– Я подумаю, Дмитрий Иванович, – Кудрявцев улыбнулся, – постараюсь убедить руководство.

Выйдя от Кудрявцева, Димон медленно спускался по лестнице к себе. Полная эйфория постепенно сменялась каким-то тревожным чувством. Он сам не понимал, откуда оно взялось, и что было не так.

Как-то не так все получилось с Верой Ивановной. Как-то очень уж просто все получилось. И Кудрявцев быстро согласился, но он сказал, «если вы все хорошо обдумали»…. А он разве хотя бы секунду обдумывал? Он просто пошел напролом. Как баран.

Радость от победы таяла с каждой пройденной ступенькой, а тревога, наоборот, нарастала. Он вспомнил про свою слабую интуицию. Кажется, не такая уж она у него слабая, что-то она ему подсказывала.

Ничего хорошего она ему не подсказывала.

Если так разобраться, чего ради он попер на танки с голыми руками? Если так разобраться, то кто для него эта Вера Ивановна? Абсолютно необдуманное решение. Как щенок вел себя! Нагло вел себя, вызывающе! А если бы Кудрявцев его за это самого уволил? Просто повезло, что тут же не выгнал в шею с такими наглыми заявлениями.

Как он там сказал? Несовременная? Ну, в общем-то, конечно, несовременная. Димон вспомнил, как Вера Ивановна ответила ему про штатное расписание, что делать его надо две недели, не меньше.

Естественно, если она вручную все перемножает, можно и месяц сидеть, а не только две недели. Еще он вспомнил, что вот он тогда остался и Горобец остался, и они считали вместе, а Вера Ивановна ушла, у нее рабочий день кончился.

На занятиях он никак не мог сосредоточиться, отвлекался, из головы не выходила эта история с главбухом.

После физики в перерыве он стоял в коридоре у окна, смотрел на зимний лес, на снег, валивший густыми хлопьями. Из головы все не выходила эта ситуация с Верой Ивановной. Что-то здесь было не то, какое-то тревожное чувство не покидало его. Зря он думал, что нет интуиции, явно она у него была.

Во дворе Берлоги дворник чистил дорожку, и снег все падал и падал, и впереди дворника, и позади, на только что вычищенный асфальт.

– Бедняга, – пожалел его Димон, – так он его никогда не отчистит, подождал бы, что ли, когда снегопад кончится. Не хотел бы я быть дворником. Тяжелая это работа, особенно зимой.

Машенька вызвала его по интеркому:

– Дмитрий Иванович, Булочкина на линии, соединяю?

– Вера Ивановна, – оторвал глаза от дворника Димон. – Вера Ивановна, – он прокашлялся и солидно сказал он в трубку, невольно стараясь подражать Кудрявцеву, – мне удалось убедить руководство, что ваше увольнение было неправильным. Можете приступать к работе, документы мы или новые сделаем, или ваше заявление порвем, это уже неважно.

Ответом ему было долгое молчание. В трубке раздавались то ли всхлипывания, то ли помехи, но уж никак не радостные возгласы. Наконец на том конце виноватый голос Веры Ивановны произнес:

– Дмитрий Иванович, вы уж извините. Я, наверное, не вернусь назад. У меня внуки растут, а им бабушка нужна.

Она помолчала немного. Димон тоже молчал. От удивления он потерял дар речи.

– Я подумала, дети мне материально помогут, – продолжила Вера Ивановна. – Да и ездить мне к вам за город далеко. Я уж не вернусь, вы извините меня. И спасибо вам за все. Вы хороший человек. У вас все получится, и Бог вам в помощь!

– Димон что-то то промямлил в ответ, но когда дал отбой, его охватило бешенство.

– Кретин! Убей себя теперь об стену, кретин! – мысленно орал на себя Димон. – Выпей йаду! Ну, кто тебя просил лезть со своим заступничеством? Мать Тереза! Убей себя теперь об стену! Идиот! В Бобруйск!

Он стоял в коридоре около окна и испытывал реальное желание убить себя об стену. Как он мог?

А Кудрявцев – он великий! Он заранее все знал. Он ведь не зря сказал: «если вы хорошо все обдумали»! Как же он теперь будет смеяться над ним!

Это в лучшем случае. А в худшем скажет, что таких дураков в Берлоге держать нельзя, и деньги им доверять подавно нельзя. Ну, как он мог на ровном месте так попасть? Что он теперь скажет?

Он приложился горячим лбом к холодному стеклу. Снегопад почти прошел. Дворнику осталось убрать совсем небольшую часть дорожки.

Какой же он счастливый этот дворник!

Вот сейчас он дочистит свою дорожку и пойдет себе домой к своей семье, к детям. И не будет мучиться от того, что есть на свете такая Вера Ивановна, и не будет ломать себе голову, что теперь с ней делать? Его-то никто не уволит, не выгонит. Он честно свою дорожку почистил, и совесть у него чиста!

Он промучился до вечера, и уже дома, дождавшись, когда придет отец, спросил:

– Пап, ну почему взрослые всегда оказываются правы?

Отец внимательно выслушал всю его историю, не перебивал. Потом сказал:

– Знаешь, если мне не изменяет память, Талейран говорил: «Бойся поступать в соответствии с первым чувством, потому что оно всегда благородное». По-моему, это твой случай.

– А он хороший был, этот Талейран? – спросил Димон, смутно представлявший кто такой был этот Талейран и чем он, вообще, занимался.