Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Тайнопись - Михаил Гиголашвили

Тайнопись - Михаил Гиголашвили

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 120
Перейти на страницу:

— С-под Караганды.

— А я было принял вас за немца!

— А я фриц и есть. По паспортине, — ответил кельнер и добавил: — Там был фашист, туто русак.

— Русский немец-переселенец, Серега Шульц, — пояснил я, видя недоумение академика.

— Да, никому нигде не нужон. Два пивка?.. Бери, немчура подождет. Я побежал. Если чего — зови на подмогу! — и он блеснул золотой улыбкой, поднимая синими от татуировок руками поднос с кружками.

— Вы слышали его речь? — спросил меня академик, проводив его удивленным взглядом. — Это же чистейшая русская речь, хоть и абсолютно неправильная!

— Какой же ей быть? Ведь «с-под Караганды»!.. Вот и спорьте теперь — из чего он состоит, русский народ, и какой это конгломерат, — засмеялся я.

— Да… Действительно!.. — протянул он, нечаянно взглянул на свои ботинки, и прилив скорбных мыслей вновь увлек его: — Боже, как это низко — купить себе удобные, теплые ботинки, а ей — только глупые маечки!.. Но в том магазине не было женских ботиночек без узора!.. А с узором она не носит, поэтому я и не купил. А вот эти, мужские, — он постучал палкой по желтому ботинку, — были без узора, поэтому я и купил, хотя теперь нахожусь в раздумье: у меня 40-0Й размер, а я купил 41. Не будут ли они велики, когда я разношу их?.. И вообще — ссыхаются к старости ноги или, наоборот, распухают?

— Думаю, что ссыхаются, — сказал я, чувствуя, как пиво, подобно Вольфу Мессингу, снимает головную боль. — Как и всё остальное.

— На что вы намекаете? — подозрительно переспросил он.

— Ради бога, на что я могу намекать? — поспешил я, зная его обидчивость. — У кого ссыхаются, а у кого и распухают.

— Да? — с сомнением покачал он головой. — А правда ли, что наш 41-ый соответствует их 42-ому?

— Трудно сказать. По-разному бывает. Из-за отсутствия денег по магазинам давно не хожу, — признался я. — В магазинах голова кружится.

— Но меня, знаете ли, больше всего возмущают здешние ступеньки вагонов на железной дороге — они так высоки, что и не забраться! — вдруг невпопад вспомнил он.

— Есть специальные, для инвалидов.

— Но я не инвалид! — вскричал академик и пристукнул палкой по ботинку. — Разве я инвалид?.. Полуинвалид — это еще можно сказать. Впрочем, и вообще не инвалид. Боже, а это кто? — указал он через окно на трех девиц, куривших у входа.

— Проститутки, наверно. Там, слева, начинается их район.

— Нет, нет, вы всё склонны преувеличивать. Просто девушки. Почему вы решили, что они проститутки? Потому что они в мини-юбках?.. Сейчас свободные нравы, каждый ходит, в чем хочет, — запальчиво заявил он, не замечая знаков, которые подавал нам глазами из-под капюшона Якоб Шпренгер — «мол, а мы о чем говорим?»

Я ответил Ксаве:

— Дело не в юбках. Размалеваны они очень — синяя тушь, яркая помада, крикливые краски. Тут так не мажутся. Если раскрашены — или легкого поведения, или из «ост-блока». Или и то, и другое вместе.

— «Ост-блок» — это откуда докуда считать? — деловито уточнил он.

— Всё, что раньше было Восточно-Советской Европой и дальше, сама советская империя — всё это для немцев «ост-блок».

— Кстати, а правда ли, что девица на ночь стоит тут юоо марок? — блеснул он очками. — Мне мой профессор сказал.

— Правда. А в Питере сколько?..

— Ну откуда же мне знать?.. Но я, академик, со всеми моими званиями и знаниями, получаю в месяц всего, если пересчитать, около 300 марок!

— Что вы сравниваете, Ксаверий Вениаминович? — засмеялся я. — У вас другая специфика труда!.. Кстати, знаете, как на комсомольском собрании ругают Наташу за то, что она стала валютной проституткой?.. «И как же тебе не стыдно, Наташа?! И мать у тебя — заслуженная учительница, и отец — стахановец, и дедушка — ворошиловский стрелок, и бабушка — ветеран труда, а ты стала валютной проституткой, путаной. Как это могло случиться?..» Наташа разводит руками: «Я и сама не знаю… Наверно, мне просто повезло…»

— Ужасно, ужасно! — вскричал академик. — До последнего времени я еще верил, надеялся, но теперь — уже нет!.. Вряд ли всё наладится само собой. Чудес не бывает. И скатерти-самобранки тоже. Страна в руках неучей и махинаторов. Её раскрадут по кускам. Был Сталин — им не нравилось. Теперь Зюганова желают!.. Это же уму непостижимо! Сталин — и Зюганов!.. Такой декаданс дорого обойдется России и миру. Те были — крепость! Четко знали, что делали! Всё держали под контролем! Неправильно, разумеется, делали, — поправился он, — но не крали хотя бы и не бесчинствовали, как эти!.. Когда ставишь эксперимент — не обойтись без ошибок. Великие велики и в своих ошибках! Вы думаете, это легко — руководить такой империей? Да еще в изоляции, в осаде?.. Они хоть руководили системно, а эти и этого не могут!.. Ах, но не будем об этом. Поговорим лучше о вас. Чем вы тут занимаетесь?.. У вас по-прежнему часы? — спросил он, протирая толстенные линзы и поглядывая на меня близоруко-кроткими глазами.

— Часов кот наплакал. Надо бы постоянное место где-нибудь на кафедре искать, да положение ухудшается с каждым днем. Интерес к России падает. Все боятся иметь с ней дело.

— Да, быстро разнюхали, что к чему, — сказал он растерянно.

— Вот именно. К тому же славистикой тут могут заниматься или богачи, у которых всё есть, или нищие, кому нечего терять или ничего не надо.

— Я понимаю. Я спрошу у моего немецкого профессора, как у него с местами. Чем черт не шутит? Может, и найдется для вас полставочки. Кстати, я давно не встречал ваших статей. Почему?

— А я давно их не писал. Надоело обгладывать мертвецов. Свежатинки захотелось.

— Да, мне говорили, что вы пишите какую-то голую прозу. Что сие значит?

— Чтоб словам быть тесно, а мыслям просторно, — уклончиво ответил я.

— Может быть, прочтете что-нибудь?

— Увольте. После вчерашнего голова трещит.

— А все-таки?.. Мне интересно.

Я допил кружку, приложил руку ко лбу и прочел:

— «Похмелье. В теле — лом. В мышцах — стон. В ушах — звон. В мозгу — крен. Сердце трепещет. Печень вздыхает. Легкие сникли. Колени сводит. Виски мерзнут. Череп идет трещинами. Желчный пузырь ноет. Желудок пышет. А простата звучно укоряет горящий геморрой, как будто он, невинно виноватый, не есть продукт борьбы с собой…»

— Что-что? — обеспокоенно уставился он на меня. — Вам так плохо?

— Как мне может быть хорошо? Разве вообще может быть хорошо?.. Если прозаику хорошо, то для прозы это очень плохо. Впрочем, любой писака по определению уже существо безнравственное…

— Это что за новости? Как это так?

— «Прозаик, по завету дедушки Мичурина, не должен ждать милостей от природы. Он должен брать их сам — подслушивать, подсматривать, вскрывать чужие письма, заглядывать в замочные скважины, совать нос в чужие дела, копаться в грязном белье, ворошить мусор возле изб и хат, вынюхивать, высматривать, выслеживать… Он обречен на антимораль, если он хочет знать истину, а не правду».

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 120
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?