Москаль - Михаил Попов

Майор кивнул.

— Пожалуй, ты прав. — Наверно, ум уже заходит за разум, подумал начальник службы безопасности, слишком уж включился в логику Митиного бреда. Как будто он и в самом деле сейчас подбирает, кого придется пристрелить.

— Здесь человек шестьдесят–семьдесят, — сказал Патолин, наклоняясь к уху шефа. — Нам достаточно и половины.

— Согласятся?

— За сто долларов в день согласятся. Это ведь временно. На наших харчах.

— Понятно. Ну, мы их переоденем, а вот это все, я имею в виду снег, ноябрь?

У Патолина все уже было, видимо, продумано.

— Разумеется, рванем на юг, скажем, мыс Казантип, это азовский Крым. Что касается северной Месопотамии, это ведь местами самая настоящая степь.

— Не пустыня?

— Нет–нет, Александр Иванович, степь, и каменистая. В крайнем случае вкопаем пару пальм в кадках, для особого кадра, и все.

Их обнаружили. Полсотни вооруженных, мрачноватого вида парней повернулись, невольно направляя в сторону неожиданных гостей хоть и бутафорское, однако все же оружие.

— Это мы! — крикнул Патолин, и, хотя в этом сообщении не было никакой новой информации по сравнению с самим фактом их появления, в толпе тамплиеров, кажется, поняли.

Сразу трое рыцарей отделились от массы и направились к гостям, выдыхая клубы боевого пара. Главным, видимо, был молодой мужчина лет тридцати в сапогах с острыми загнутыми носами, стриженный под бокс, с настоящим, глупо склепанным шеломом на правой руке. Он не слишком–то походил по форме на те рыцарские головные уборы, которые можно видеть в фильме «Александр Невский» под музыку Прокофьева.

— Это вы мне звонили?

— Да, — сказал Патолин.

— Меня зовут Танкред.

Майор и помощник представились настолько же не своими именами, как и мужчина с шеломом.

— Если я вас правильно понял, вам нужна массовка?

— Да, Танкред.

— Для кинофильма?

— Да, — опять кивнул помощник майора.

— Тридцать человек?

— Да, нужен примерно взвод.

— Срок неделя?

— Примерно. Может, больше — может, меньше. Оплата сто долларов в день.

— Каждому! — Рыцарь поднял палец.

— Само собой. Плюс проезд и питание.

— И проживание, — уточнил Танкред.

— Да–да.

— И не сто долларов, а три тысячи рублей.

Патолин кивнул:

— Понимаю, вы патриоты.

— Патриоты, — с веселым вызовом согласился Танкред.

Рыцари, стоявшие ошуюю и одесную, шумно подтвердили слова главного.

— А скажите, — вступил в разговор Елагин, — как это вот все называется? Извините, я просто не в курсе.

Танкред переложил железный головной убор с руки на руку:

— Это называется — ролевая игра. Мы берем какой–нибудь, как сейчас говорят, культовый рыцарский роман и представляем его вживую. Если говорить конкретно о сегодняшнем действе, то это роман Октавиана Стампаса «Цитадель». Не слышали?

Гости синхронно отрицательно покачали головами.

— А зря. Этот дед еще хоть и жив, но уже вошел в историю. Каталонский аристократ. Пишет сразу на трех мертвых языках: тосканском вульгаре, старопортугальском и лингва–франка.

— И вы читаете на этих языках? — с невольным уважением в голосе спросил майор.

Танкред хохотнул — сочно, по–тамплиерски:

— Нет, конечно. Есть очень хорошие русские переводы.

— Понятно.

— Чтобы стало еще понятнее, в двух словах объясню, в чем суть интриги этого романа.

Майор вспомнил лекции «наследника» и затосковал. Но рыцарь оказался на редкость лаконичен.

— В основе лежит вражда двух великих орденов — ордена рыцарей святого храма Соломонова и рыцарей ордена святого Иоанна. Тамплиеры провожали паломников под охраной от палестинского побережья до Иордана, а иоанниты, по–другому — госпитальеры, лечили тех, кто устал и заболел в дороге. Говоря современным языком, проводники и врачи не поделили доходы.

— Понятно, — кивнул майор. Патолин, судя по всему, и так был уже знаком с темой.

— Надеюсь, у нас с вами проблем в финансовой сфере не будет?

— Не будет, — пообещал Патолин и посмотрел на шефа, потому что на один шаг пролез поперед батьки. Но майор только кивнул.

Танкред обернулся к толпе своих и поднял шлем на острие деревянного меча. В ответ раздался дружный, хотя и не вполне стройный рев:

— Бо сеан! Бо сеан! Бо сеан!

— Александр Иваныч, — прошептал на ухо майору незаметно подкравшийся шофер Василий, — там пришло сообщение на ваш компьютер.

— До свиданья!

— До свиданья!

Когда двигались обратно по заснеженному лесу, майор спросил у помощника, как дела у раненого Василя.

— Шкуру порезали на боку. И ребро помяли. В общем, на заказную акцию совсем не похоже.

— Боится?

— Наоборот, храбрится. Парень, по–моему, дурной. Девчонка — та боится. Все время ноет: спрячьте, найдите работу.

Майор потопал ногами, выбираясь с лиственного наста на асфальтовую дорожку.

— И спрячем. И найдем работу.

Патолин отрицательно помотал головой.

— Не получится. Я дал им адрес Кляева, денег, но сумасшедший этот Василь послал меня. Я даже с трудом сдержался.

Майор брезгливо выпятил губы:

— Тогда что ж, и мы его пошлем. Хватит нянчиться с дураком. Больше о нем при мне не упоминать.

— Понял.

Елагин сел на заднее сиденье, открыл крышку ноутбука. Пошелестел пальцами по черным клавишам. Некоторое время сидел задумавшись. Потом опустил крышку:

— Погоди.

Патолин осторожно сел рядом:

— Что–то случилось, Александр Иванович?

— Похоже.

Роман Миронович Рыбак, Регина Станиславовна Гирнык и мэр местечка Дубно стояли на маленьком пустыре, который с одной стороны ограничивался двухэтажным каменным зданием довоенной постройки, а с другой излучиной большого ручья, невидимого за ивняком. Сеялся мелкий, какой–то московский дождь, отчего и здание, и заросли выглядели неприятнее, чем могли бы. Мэр городка, ярый западенец и националист, как выяснилось к началу описываемого разговора, носил немного неуместную в данном раскладе фамилию Коновалов, но беседу вел на столь густой мове, что это снимало все вопросы. И даже, наоборот, рождало — по крайней мере у Рыбака, чье сознание было изрядно замусорено ввиду долгой жизни и работы в русскоязычной среде, — чувство неловкости. Многих слов он не понимал, оставалось удовлетворяться улавливанием основного смысла. Сам он предпочитал говорить по–русски, если нельзя было промолчать и отделаться кивком. Москаля не станут стыдить за то, что он не знает «ридной мовы».