Заледеневший - Джеймс Д. Тейбор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вряд ли, — неуверенно ответил Блейн. — А в общем не знаю. Может, и поверила. Вы слышали о Бренке? Это наверняка дело рук этого психа Жиётта. Нам сейчас только еще одного трупа не хватает.
— У него свои привычки, ты должен с этим мириться.
— Жиётт всегда был мне противен. В нем есть что-то отталкивающее.
— Но он же француз, — напомнила ему Мерритт. — С ними всегда что-то не так.
— Да нет. Он психопат. Это с психопатами всегда что-то не так.
— Прекрати наконец, — не выдержала Мерритт. — Ты похож на старую бабу.
— А в чем дело?
— Хватит руками сучить.
Опустив голову, Блейн посмотрел на свои ладони:
— Это происходит как-то неосознанно.
В дверь постучали. Вошли Жиётт и Морбелл. Блейн пересказал им свой разговор с Халли Лиленд. Затем Мерритт пересказала свою беседу с ней.
— Мейнард считает, что мы должны позвонить Геррину. Я пока не приняла решение. Сначала хочу выслушать ваши мнения.
— Делайте так, как предложил Мейнард, — неуверенным голосом сказал врач. — Зачем нам рисковать? Ситуация выглядит так, что вот-вот начнется…
— Когда ты снимешь наконец свои чертовы очки? — перебил его Блейн. — Мы же обсуждаем серьезный вопрос.
— У меня ведь больные глаза, — ответил Морбелл. — И тебе это известно.
— Да прекратите вы оба, — прикрикнула на них Мерритт.
— Лиленд может не знать всего, — сказал Блейн. — Но она знает достаточно, чтобы предположить, что за известной ей информацией скрывается еще многое. И она не из тех, кто легко сдается.
— Да уж, — покачала головой Мерритт. — Она не из таких. Но пойми, Мейнард, Геррин захочет узнать, что именно идет не так. И это будет его первый вопрос.
— А ответ будет такой: все идет как надо. Я создаю пикорнавирус, который несет бактерии стрептококка. В этом нет ничего такого. Реальной проблемой была генетическая разработка штамма стрептококка, способного к подселению в овариальные клетки.
— Да на это ему наплевать, — сказал доктор. — Геррин захочет узнать, почему эти три женщины умерли после того, как я взял мазок у них из горла и кровь для анализа зараженными инструментами. Кстати, я и сам хотел бы это знать.
— Потише тут давайте, — попросила Мерритт.
— Ты знаешь, Мейнард, что он подумает? — спросил Жиётт. — Что ты облажался со своей генетикой.
— Хочу вам сказать, что этих женщин убило что-то другое, — возразил Блейн, и его голос снова стал громким, а речь торопливой.
— Для Геррина тебе придется найти объяснение поубедительней, — сказал Жиётт.
— Я тебе вот что скажу. Этот человек меня пугает. Меня. В нем что-то есть. Какая-то жуткая злость. Он как граната, которая сейчас взорвется.
— Ты думаешь, Реми, нам нужно ему позвонить? — спросила Мерритт.
Жиётт пожал плечами, не отводя взгляда от ногтя большого пальца, который, казалось, сейчас занимал все его мысли.
— Звонить, не звонить — по мне, так это не имеет никакого значения. Дело совсем в другом. Я следил за Лиленд, когда она совсем недавно ходила в морг.
— Что? — встрепенулась Мерритт. — Зачем? Что она там делала?
— Вот этого-то я и не знаю. Там очень плотная штора. Я не хотел, чтобы она заметила мое присутствие.
Мерритт пристальным взглядом оглядела каждого из присутствующих мужчин.
— Ну что ж. Надо звонить. Ну а что, собственно, надо этой женщине?
— Есть люди, которые не могут удержаться, — сказал Жиётт.
— От чего? — спросил Блейн.
— От дел праведных, — скривился Жиётт.
— Позвоню сегодня поздно вечером, — сказала Мерритт и, повернувшись к Жиётту, добавила: — Сколько времени ты сможешь глушить связь?
— Четыре часа. Самое большее — восемь. Даже здешние инженеры в конце концов найдут способ обойти мои помехи.
— О том, чтобы убивать женщин, и речи не было, — вдруг, словно очнувшись, произнес врач, безмолвно сидевший все это время, обхватив себя руками.
— Нам надо ее убить, — объявил Жиётт, вынимая изо рта большой палец и заканчивая возню с ногтем; из-под ногтя сочилась кровь, но он не обращал на это внимания.
— Это пусть решает Геррин, — сказала Мерритт.
После этой ее реплики никто больше не сказал ни слова.
Жиётт ушел первым. Следом за ним ушел врач. Прежде чем Блейн взялся за ручку двери, Мерритт проговорила:
— Мейнард, задержись на минутку. Я хочу попросить тебя кое о чем.
После очередной продолжительной медитации в женском туалете Халли поспешила назад в свою комнату. У нее было несколько неотложных дел: надо было поговорить с Грейтером, проверить культуры, посмотреть «Вишну» и попытаться отправить пару электронных писем. Она начала с писем, но на середине первого письма заснула. Сидя на стуле перед монитором, положила голову на руки, лежавшие на клавиатуре, но скоро почувствовала, как кто-то стучит ее по голове. Проснувшись и придя в себя, она поняла, что барабанят не по ее голове, а в дверь ее комнаты. Стук прекратился, и сразу раздался крик, который был громче стука.
— Это Грейтер. Можно войти?
— Входите.
— Погода смягчилась, — сказал он, когда она открыла дверь. — Мы собираемся ехать на поиски Фиды. Я подумал, что, может быть, вы захотите поехать с нами. — Собираясь уйти, Грейтер повернулся и бросил из-за плеча: — Встречаемся через двадцать минут перед главным входом в станцию.
— А какой сегодня день?
Халли ожидала, что Зак, сделав удивленное лицо, посмотрит на нее странным взглядом, однако ни того, ни другого не произошло: должно быть, он привык к такому вопросу на полюсе.
— Среда. Время — начало одиннадцатого.
Он снова повернулся, чтобы идти.
— Мистер Грейтер, постойте.
Перед тем как заснуть, Халли хотела кое-что сказать Грейтеру. Даже много кое-чего. Сейчас она с трудом вспоминала, о чем именно. Наконец вспомнила. Итак…
— Я хочу кое-что показать вам в…
— Не сейчас. Даже если вдруг сюда заявится сам чертов папа римский, ему придется ждать. Операции по поиску и спасению являются приоритетными по отношению к любым другим.
Спустя тридцать минут Халли стояла перед желтым снегоходом Грейтера. Она прихватила свой лэзермановский универсальный набор инструментов. Дайверский нож она на этот раз не взяла. Вокруг них стояло шесть рычащих снегоходов, на каждом из которых восседал водитель; их налобные фонари прорезали яркими лучами плотную темень, окутавшую все вокруг. Мерцающие зеленые и пурпурные огни разрисовали небо.