Жизнь и смерть Бобби Z - Дон Уинслоу

Он указывает на эту возможность Крусу-СН, и они обсуждают ее как два профессионала. Крус вполне может выстрелить, пока Бобби будет идти по причалу, чтобы попасть на свою яхту. А если он промажет, говорит Эскобар, отметая возражения Круса-СН, то яхте ведь все равно придется проделать долгий путь, прежде чем она скроется из вида.

Яхте надо будет выйти из дока, медленно проплыть вдоль внутренней стороны длинного каменного мола, образующего овал вокруг гавани, миновать мост, и только потом она сможет выбраться в открытый океан.

– Ты сумеешь попасть, если он будет так далеко? – спрашивает Эскобар Круса.

– Не понадобится, – отвечает Крус.

– Я тебя не об этом спросил.

– Я могу попасть, если он будет так далеко.

Эскобар начинает нервничать:

– Может, лучше с моста?

Крус качает головой.

– Это был бы хороший выстрел, – признает он. – Но я предпочитаю дальние дистанции.

Каждый, кому не лень, черт побери, тебя увидит, если станешь стрелять с этого моста. Надо быть полоумным кретином, чтобы стрелять с этого моста. Но он не говорит этого Эскобару. Эскобар – разумный человек, однако сейчас он немного взвинчен.

К тому же на мосту цепочкой растянулась целая орава байкеров, а Крусу меньше всего хочется связываться с байкерской шайкой.

– Я выстрелю отсюда, – сообщает Крус.

Смерть Ниоткуда.

– Она была беременна, – рассказывает Элизабет. – Вот почему она от вас убежала. Я пыталась уговорить ее сделать аборт, но она не стала. Тогда мы придумали план. Она удерет и родит ребенка под именем Оливии. Этому всякий поверит: Оливия в нашей компании была самая безбашенная. И настоящая Оливия будет воспитывать ребенка – досадный результат одного из многих романов. А я ей помогу.

До поры до времени все шло как задумано. Мы всех перехитрили. Но бедная Анхелика… Вы правы, она не могла перехитрить себя. Она рвалась к Бобби, рвалась к своему сыну. Она бы забрала мальчика, но слишком боялась вашего гнева. Боялась того, что вы можете с ней сделать…

Элизабет кивает в сторону моста:

– И этого тоже – что вы убьете ребенка.

– Убью своего внука? – моргает Уэртеро. – Mi carnal?

Элизабет смотрит на бандита, держащего Кита, и роняет:

– Отпусти мальчика.

Кит бежит к Тиму и обхватывает его руками. Прячет лицо у него на груди.

– Оливия не смогла бы вырастить ребенка, – фыркает Элизабет. – Оливия и цветок-то у себя дома не смогла бы вырастить. Мне надо было это понять с самого начала. Она в восьмой или какой там раз попала на лечение, и я уже собиралась забрать Кита к себе. Но тут появляется он, и я подумала: идите вы все! Он должен знать, что у него ребенок.

– Внук, – бормочет Уэртеро. Глаза у него наполняются слезами. – Внук. Сокровище.

Тим, черт дери, не верит своим ушам, он не понимает, почему Элизабет не упомянула об этом пустячке чуть раньше, а следующее, что он осознает, – Уэртеро сидит рядом с ним на земле, пытаясь привлечь внимание Кита, и говорит мальчику:

– У тебя есть все. Игрушки, яхты, игры, лошади… Целая конюшня скаковых лошадей… Ты будешь как принц из сказки. Мы будем кататься верхом рано утром, и я буду рассказывать тебе истории про твоих предков, про то, как они завоевали Мексику, как они сражались с команчами, и с апачами, и с yanquis. Милая, добрая женщина станет учить тебя испанскому, а Элизабет будет твоей няней. Хочешь?

Уэртеро тянется, пытаясь обнять мальчика или хотя бы дотронуться до него, но Кит теснее прижимается к Тиму. Ему на волосы капает кровь, сочащаяся у Тима из носа.

Уэртеро встает и пытается отряхнуть грязь с брюк.

– Возьмите мальчика, – приказывает он.

– Мальчик останется со мной, – говорит Тим. – Берите свои деньги и уходите.

Уэртеро только улыбается и повторяет:

– Возьмите мальчика.

– Причал ZZ, – пытается договориться Тим. – Судно «Нигде». Можете забирать его вместе с деньгами, только оставьте мне мальчика. – Элизабет порывается что-то сказать, но Тим бросает: – Заткнись, на хрен!

Потому что он уверен: это конец. Уэртеро заберет ребенка и деньги и шлепнет его. И у ребенка будет богатая и несчастливая жизнь, так пусть он хотя бы запомнит, что отец его не бросил.

Это все, что он может сделать для мальчика.

– Я пойду с тобой, – вдруг говорит Кит, обращаясь к Уэртеро. – Я хочу пойти с тобой.

– Кит… – бормочет Тим.

И слышит, как Кит добавляет:

– Если ты его не убьешь. – Кит – смышленый, упрямый пацаненок, и он развивает свою мысль: – Ты не сможешь меня забрать, если я не захочу. Я начну кричать, и ты меня не остановишь. И я всем скажу, что ты меня похитил, и ты сядешь в тюрьму.

Тим думает, что Уэртеро взбесится, но старый хрен просто лучится счастьем и произносит:

– Наша сила воли!

Мальчишка явно насмотрелся по телевизору всяких-разных фильмов, потому что он заявляет:

– Я хочу, чтобы каждый год мне приходило от него письмо, и у нас с ним есть свой шифр, так что я пойму, если оно будет поддельное. Пока он жив, я буду с тобой.

– В тебе течет кровь твоей матери, – говорит Уэртеро.

– И моего папы, – прибавляет Кит.

Уэртеро с серьезным видом протягивает руку, и Кит ее пожимает.

– Мы достигли взаимопонимания, – говорит Уэртеро. – Даю слово чести.

– Слово чести, – отзывается Кит.

А Тим ничего не говорит: пусть ребенок думает то, что ему хочется. Пусть думает, что спас своему папе жизнь. Тим-то знает, что честь Уэртеро гроша ломаного не стоит.

Кит стоит перед ним, стойкий оловянный солдатик, и Тим протягивает руки, и ребенок его обнимает, и Тим шепчет «я тебя люблю», и Кит шепчет «я тоже тебя люблю», и это чертовски храбро, и оба они плачут.

А потом Тим видит, как Элизабет берет Кита за руку и тянет за собой, Тим выпускает пальцы Кита из своих ладоней, и вон они уже ушли.

И Тим стоит на коленях в грязи, по щекам его текут слезы.

По пути к машине Уэртеро бросает главному подручному:

– После того как мы сядем на яхту, убьешь его.

Мужчина кивает.

– Впрочем, можешь не пачкать здесь землю. – Уэртеро качает головой. – Он пойдет за нами.

– Si?

Si, думает Уэртеро. Он знает мужчин. Этот – точно пойдет. Имея такого сына, мужчина явится за ним.

А пока они разговаривают, пожизненный неудачник Тим Кирни соскальзывает с края обрыва. Туда, к вершинам пальм, к острым камням. Тиму Кирни все равно.