Цена магии - Денис Лукьянов

— Мы опять влипли? — почему-то спросил работник Бурта, обращаясь ни то к самому себе, ни то — к миру в целом.

— Да, — присела рядом девушка. — Но всяко лучше, чем плутать по этим тоннелям. Посмотрим на это их восстание со стороны — а потом бегом в порт.

— Я очень надеюсь, что жизнь вернется в нормальное русло.

— Считай, что у нас возобновился отпуск, — пожала плечами работница Борделя. — Интересно, как там Дона Роза? И твой старик-Бурт…

— Я уже пытался так думать. Не скажу, что сработало.

Ширпотрепп, тем временем, встал с ящика и осмотрел пространство вокруг. Все знакомые лица либо тихонько занимались своим делом, либо спали. Да и незнакомые, естественно, тоже.

Они научились создавать из магии то, что до этого не могли. Научились пользоваться карамелью. И это сладкое оружие в их руках страшнее всего на свете.

Глава собравшихся подошел к Инфиону и Лолли.

— Чуть не забыл. Еще мы делаем, делаем!.. это, потому что… — Ширпотрепп задумался и добавил. — Деньги должны работать!

Волшебник и девушка отпряли, почувствовав резкое, незримое присутствие Платза.

— Деньги должны работать! И тогда, все будет хорошо. Но только вот нам этого не дают, не дают!.. — не дают сделать так, чтобы философы начали работать. Не дают сделать Сердце Мира похожим на Златногорск и не дают нам стать похожими на наших кумиров!

Осталось лишь и дождаться утреннего солнца.

Первыми наступления утра заметили головы драконов. Но не те, что были на крышах домов — их опередили сородичи, наблюдавшие за городом с башни Правительства, и не смыкающие каменные глаза ни днем, ни ночью.

Если кто-то говорит, что каменные водостоки в виде чешуйчатых рептилий не могут выглядеть живыми — этот кто-то их просто не видел.

Они маялись в тумане, который окутал их пасти намордником и постепенно оседал, растворяясь, пока окончательно не исчез, освободив гордых рептилий от каких-то ни было оков. Солнце, совсем еще юное — ведь оно омолаживалось каждое утро — раскрашивало их своим сиянием, попадало в глаза, и те словно оживали.

Теперь они могли видеть все, как оно было — ничто не портило обзора. Драконы словно грелись на солнышке, ни спуская свой намертво пришитый каменный взгляд и даже не моргая — камень не обрел жизнь в том понимании, к которому мы привыкли.

Но камни, вопреки всем предрассудком, видят — тем более те, которые архитекторы превратили в лик вполне реальных животных. И, более того, камни помнят.

Драконы эти немо приветствовали наступающее утро.

Вторым наступление утра приметил Супримус — просто из-за того, что проснулся. Опять уснул у себя в кабинете, после практически удачного опыта — старый скелет, при слиянии с той крупицей нестабильности, которую Триумвир выделил, задергал рукой. Точнее, задергалась нестабильность, принявшая форму руки — а потом опять превратилось в нечто непонятное и непостижимое.

Процесс сложный и не сказать, что самому члену Правительства до конца понятный.

Скелет пришлось заменить. И тот, подобранный Супримусом ночью, уже лежал на, скажем, операционном столе, в виде вполне себе форменного сочетания костей.

Белобородый Триумвир выпрямился и поглядел на неумолимо тикающие настольные часы. Прекрасно, до их утреннего собрания еще есть время — организм Супримуса не подвел и пробудился тогда, когда нужно. Навык, за который многие готовы продать душу и другие немаловажные части тела.

Триумвир встал из-за стола, стянул перчатки и фартук, который был призван защищать костюм далеко не от кулинарной муки, после чего слега потянулся. Кости его захрустели — ничего аномального. Расположенный на столе скелет словно бы ухмыльнулся, готовый сказать: «Ага, а вот я-то так уже не похрущу. Хотя я — одни кости! Чистый, будь он проклят, кальций!»

Супримус вышел из кабинета. Во все окна — а их в башне было множество — влетали девственные солнечные лучики. Член Правительства прищурился.

Нужно было вытащить Кроноса на сегодняшнее утреннее собрание — но вот только как? Он так давно не появлялся нигде — все занят этими чертовыми отчетами, возится со своими жандармами… Конечно, это его прямая обязанность — но это не повод отлынивать от всего остального! Они-то с Златочревам терпят все эти… вещи, мягко говоря. Пора бы и ему начать.

Но что-то подсказывало Супримусу, что Кронос явится сам — это ведь он принес бумаги, наверняка, последний Триумвир тоже обо всем догадывается и выжидает момент. Эффектно появляться и исчезать — в его стиле.

Гонимый мыслями и, еще больше, переживаниями, которые выполняли роль раскаленного кнута, Супримус направился в сторону лифтов, слушая трель золотых философов, все так же несущихся вниз, и совсем не слыша их песни — впрочем, ее не слышал никто.

Белобородый член Правительства добрался до нижнего этажа башни и решил незаметно проскользнуть мимо казначея — так, ради смеху.

— Доброе утро, господин Супримус, — отозвался дракон. Людей он замечал так же хорошо, как и философов — с такой способностью можно прекрасно себя чувствовать в личной страже какого-нибудь короля. Проблема в том, что стража, помимо прочего, обычно как раз и защищает королей от драконов.

— Не сказал бы, что особо доброе, казначей, — Супримус легонько улыбнулся. — Ты, случайно, не видел Кроноса?

— Да. Он, видимо, встал раньше всех — тоже решил пройти здесь. Правда, не пытался пройти незамеченным, — казначей улыбнулся, и клыки вылезли из уголков его… рта, или все же пасти — анатомы оспаривали этот вопрос. — Я очень рад, что в отличие от многих своих сородичей наделен большим мозгом и маленькими размерами, а не наоборот. Именно поэтому могу предположить, господин Супримус, он направился в комнату сборов.

Триумвир удивленно, но с явным удовольствием шевельнул бровью. Конечно, он все просчитал — скользнул здесь, зная, что он, Супримус, решит это проверить. Опять считает себя самым умным…

Философы падали, засвечивая пространство вокруг солнечно-медовыми бликами. Один из этих бликов упал на глаз Триумвиру — и тот зажмурился.

— Спасибо, казначей, — махнул рукой Супримус и вернулся к лифту.

Через несколько минут он вновь был наверху, прошелся по коридорам, сверившись с часами — и вошел в большой зал с длинным столом, где Триумвират собирался каждое утро. По крайне мере, двое его членов.

Зал был залит слабым солнцем. В его лучах белым ореолом светился Кронос в не менее белых одеждах — сидел за своим местом, как ни в чем ни бывало, словно являлся сюда каждое утро.