Цвет боли. Бархат - Эва Хансен

Они явно вышли в комнату, где Х подвел Фриду к стене, поставил лицом почти вплотную.

— Давай руки… Подними их немного в стороны… ноги на ширину плеч… Помнишь, как стояла девушка в клубе?

Немного погодя она уже стояла распятой у стены с прочно закрепленными руками и ногами, обожженная грудь при этом касалась прохладной поверхности, Фрида постаралась сосредоточиться на этом приятном ощущении.

— Хорошо, сейчас я тебя выпорю, причем крепче и больней, чем в прошлый раз.

Она кивнула.

— В поясе не закреплять? Выдержишь?

Фрида замерла, ожидая удара, но его не было, Х куда-то делся. Впрочем, отсутствовал совсем недолго и вернулся не один… Судя по голосам, с ним в комнату вошли трое мужчин!

— Да, обещал. Вот, смотреть можно, трогать нет. — Это рассмеялся Х.

В ответ кто-то присвистнул:

— Ух ты! Какая красотка!

— Где ты берешь таких красоток?

Фриду задело упоминание красоток во множественном числе, значит, она не первая?! Хотя глупо было бы ожидать, что столь опытный мужчина лишь теоретически осваивал премудрости БДСМ и прочих изысков, которыми занимался с ней.

Ее так задело это понимание (раньше предпочитала просто не задумываться), что не сразу сообразила, что стоит совершенно голой (не считать же одеждой маску) перед мужчинами. С трудом удержалась, чтобы не дернуться. Голоса показались тоже знакомыми, что-то в них было, но соображать, что именно, у Фриды не хватило ни времени, ни духу. Не до них, небось слышала в клубе…

— Эй, руки прочь! Это моя любовница. Провинилась и отбывает наказание.

— Хороша. Сочувствую вам, фру, сей монстр способен замучить кого угодно.

Ничего себе, обнадеживающее заявление.

Никто не рискнул прикоснуться, но разглядывали с интересом и удовольствием, даже обсудили, а не наказать ли себе таким образом кого-нибудь.

— А грудь почему красная?

— Прошелся флоггером для общего разогрева. Это возбуждает.

— Отпусти девушку, она устала.

— Сейчас покажу флоггер и потом плетку.

— Такой зад пороть! Как у тебя рука поднимается?

Поднялась, да еще как! К жидкому огню, словно разливавшемуся от прикосновения флоггеров, Фрида уже привыкла, потому, пока Х объяснял приятелям, что да как, как лучше проводить кончиками плетки по коже, чтобы не получилось простое поглаживание, но и не сильно ранить, она даже умудрилась расслабиться. Хотя на сей раз ягодицами не обошлось, огонь прошелся и по спине…

— Это разогрев. Кожа должна стать красной. Чувствительность к боли немного ослабла, как бывает, если сильно потереть кожу чем-то. А вот теперь плетка.

Хорошо, что услышала вовремя и сумела не дернуться всем телом.

Он нанес шесть ударов — по три с каждой стороны ягодиц с протяжкой, потому, если попадал по правой половинке, левой тоже доставалось, и наоборот, а потом добавил еще по два по спине. Вот теперь было действительно больно. Пылающая огнем кожа ягодиц просто взорвалась от прикосновения плети. «Не смогу не только сесть, но и лечь», — подумала Фрида, и была права. Ей показалось, или послышались щелчки затвора камеры? Ее еще и фотографируют?!

— Обязательно смазать, чтобы все успокоилось и не осталось рубцов.

Прикосновение прохладной мази было исключительно приятным, но Фрида все равно едва держалась на ногах. Пожалуй, не будь поручей, упала бы.

Х заглянул в лицо:

— Как ты?

Она только кивнула.

— Все, сеанс окончен, остальное не для вас.

Мужчины со смехом отправились прочь, а сам Х освободил ноги Фриды, потом руки, подхватив ее за плечи, чтобы не упала, обернул вокруг тела какую-то тонкую, тоже прохладную ткань и повел в комнату, где она переодевалась.

— Полежи на диване.

Помог устроиться, освободил от кляпа, еще раз смазал спину и ягодицы, дал попить…

От его заботы, от перенесенной боли и сильного напряжения она вдруг… разрыдалась. Это было невообразимо приятное ощущение — проходящей боли, освобожденных рук, возможности не напрягать все тело в ожидании следующего удара, просто понимания, что экзекуция закончена. И сами рыдания тоже были приятны, они словно смывали слезами боль и с ней многое, от чего душе давно следовало освободиться.

Но разве можно рыдать?! Понимала, что нельзя, но остановиться не могла.

А Х присел рядом на корточки, гладил по голове, ласково уговаривая:

— Поплачь, это полезно. Как ты?

— Хорошо…

Он тихонько рассмеялся:

— Правда, хорошо?

— Да. — Голос обиженного ребенка.

— Больше не позволишь себя пороть?

— Позволю.

— А если сильней и дольше?

— Вытерплю.

— Мазохистка. Лежи, я сейчас вернусь.

Пока он отсутствовал, Фрида пыталась понять, почему ее снова и снова безумно тянет испытать эту боль. Так и не придя ни к какому вразумительному объяснению, она почти успокоилась. Жжение осталось, но следы от плети потихоньку затихали. На вопрос самой себе, согласится ли еще, Фрида уверенно ответила, что согласится, причем даже сейчас. И правда, мазохистка. Вот уже чего от себя не ожидала…

А вот унижений не хотелось, как и чего-то такого, что оставит видимые следы, которые не прикрыть одеждой. Но пока ни того, ни другого не было, даже стоп-слово говорить поводов не имелось, конечно, бывало очень больно, но Фрида терпела, вспоминая, как приятно потом чувствовать эту проходящую боль.

Х вернулся довольно скоро, Фрида еще не вполне пришла в себя. Чувствовать горящей кожей прохладу кожи дивана было приятно. Он сел, видно, в кресло рядом, некоторое время молча смотрел.

— У тебя сегодня был новый опыт — порка прилюдно и обнажение перед мужчинами. Но ты пережила это. И как?

— Я в маске и никого не видела.

— Но они видели тебя, готовы были взять, позволь я это. За доверие спасибо. Я рад, что ты доверяешь мне настолько, чтобы не испугаться. Хочешь получить еще один опыт? Что было бы, допусти я их секс с тобой? Всех троих сразу?

Она даже вздрогнула:

— Нет!

— Чего ты испугалась, того, что я приведу сюда друзей и все же разрешу им тебя использовать?

Фрида вспомнила его обещание, что никто другой ее не коснется. Поняла, что это ловушка, и покачала головой:

— Ты же обещал, что только ты.

— Молодец. Тогда почему страшно? Анальный секс или оральный?

— И тот и другой.

— Ну, с этим ты справишься. Давай попробуем? Поднимайся.