Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов

дед собирается уехать? И кого он хочет запугать этим? А главное, зачем уезжать, когда проще свернуть голову Макдональду? Я успокоил деда сообщением, что Мак провалится как раз на вопросе о России. Дед сказал:

— Как только лейбористы вылетят из министерства, я заживу спокойной жизнью. Теперь я не могу спать. Я гуляю по ночам мимо Английского банка, смотрю, чтобы не вывезли денег в помощь России.

Вернувшись от деда, я застал в вестибюле литейщика Тортона, того самого, у которого мы пили чай во время канвасса. Он пришел к Мабель, чтобы кое-что узнать. Первый его вопрос был:

— Если мы заключим договор с Россией и предоставим ей кредит, безработица уменьшится, не так ли?

Мабель подтвердила это. А я спросил:

— Ваши братья все еще без работы?

— Да, сэр.

— И они не хотят ехать в Австралию?

— Нет, сэр. Какой смысл уезжать из Англии, когда у власти стоят рабочие? Недолго осталось нам терпеть. России нужны машины. Как только договор с ней будет подписан, наша промышленность развернется.

Мне стало смешно от таких рассуждений. Я сказал:

— А все-таки было бы лучше, если бы ваши братья подумали о поездке. За морями легче найти работу.

— Это невозможно, сэр. Тортоны никогда не уезжали из Англии. Мы уж лучше подождем.

И он ушел в убеждении, что дела налаживаются.

9 октября. Вчера произошло то, чего все ждали уже давно. Правительство Мака потерпело поражение в палате.

Вопрос шел о деле Кемпбела, редактора коммунистической газетки. Он напечатал воззвание к солдатам с призывом не стрелять в забастовщиков. Его привлекли к ответственности. Но Макдональд из трусости перед рабочими дал приказ о прекращении дела. Лидеры тори и вигов нашли, что надо дать бой именно по этому вопросу. Мелкие собственники боятся коммунистов, и очень выгодно сделать Мака защитником большевизма. Консерваторы проголосовали за резолюцию либералов, и правительство полетело.

Мабель сначала долго крепилась. Она пыталась даже убедить меня, что это выгодно Рабочей партии: после новых выборов лейбористы получат большинство в палате и покажут себя. Но она сама не верила в свои слова. Ложась спать, она расплакалась так сильно, что я не мог успокоить ее до утра. Я никогда не думал раньше, что молодые англичанки так слезоточивы.

Сегодня я пришел поздравить деда с исполнением его желаний. Старик очень доволен. Он рано простился со мной и пошел спать.

— За все восемь месяцев в первый раз засну спокойно, — сказал он мне. — Теперь уже наши деньги не уплывут в Россию. Ну, прощай, приходи завтра, я расскажу, какой мне сон приснится.

10 октября. Вчера, вернувшись домой от деда, я застал у Мабель большое собрание. Я прямо прошел к себе, не желая своим присутствием мешать партийным разговорам. Замкнув дверь на ключ, я вошел в свой шкафчик и взялся за трубку. Первые слова, которые я услышал, убедили меня в том, что происходит важное предвыборное совещание.

Клайнс, пожалуй, самый хитрый из всех лейбористов, предлагал вести новые выборы под лозунгом договора с Советской Россией. Он утверждал, что заем, предоставленный большевикам, уменьшит безработицу.

Его поддерживал Сноуден, нынешний канцлер казначейства. Он кричал:

— Нам надо говорить прямо, что мы дадим заем Советам! Я настаиваю только на том, чтобы заказы в счет займа были предоставлены нам. Таким образом, наши деньги останутся в Англии. Кроме того, русские заплатят по ним хорошие проценты. Одним выстрелом мы убиваем пару зайцев.

Ему аплодировали, и по хлопанью пробок я понял, что Мабель приказала подать шампанское.

Я сидел в своем шкафчике, в удобном кресле, и пил содовую воду. Я готов был расхохотаться в ответ на речи мудрых вождей. Что это? Кого они хотят обмануть? Мы истратили сотню миллионов на интервенцию, а через пять лет собираемся пичкать займами страну, которую душили… Мы дадим России капитал, забыв о прежних долгах? Что же это такое хотят сделать из Англии? Сплошного идиота, который говорит одно, а делает другое…

В это время в дверь моей комнаты постучали. Я выскочил из шкафчика, прикрыл его шкурой и впустил лакея. Он сообщил мне секретно, что внизу в вестибюле меня дожидается какой-то человек.

Я спустился вниз. Приятный юноша, назвавшийся Хилтом, сказал мне, что уполномочен немедленно похитить меня. По некоторым признакам я определил, что опасаться мне нечего, и отдался в его распоряжение. Хилт усадил меня в прекрасный автомобиль и сел рядом со мной.

— В чем, собственно, дело? — спросил я, когда машина пошла.

— Дела тори очень плохи, сэр, — сказал он, волнуясь. — Они опасаются поражения на выборах. Мистер Черчилль теперь будет идти по их спискам…

— Как? — не выдержал я. — Мистер Черчилль изменяет вигам?

— Так точно. У вигов нет никаких шансов, а Болдуин обещал ему портфель… Но мистер Черчилль боится, что победят рабочие. И вот вы понадобились ему в экстренном порядке.

— Куда мы едем?

— На одну нейтральную квартиру. Предстоит секретное совещание.

Авто остановился перед солидным домом на Кеннон-стрит. Хилт постучал в дверь хвостом бронзовой лисицы, и мы оказались в слабо освещенном вестибюле. На площадке мраморной лестницы стоял костяк какого-то допотопного животного с серебряным канделябром в лапах. Но из всего канделябра горела только одна лампочка.

Мы вошли в огромную комнату с темным золотым потолком. Сизые пласты сигарного дыма неподвижно висели в воздухе. В комнате было тихо.

Приглядевшись, я обнаружил, что в тени книжных шкафов сидело не меньше десятка джентльменов с седыми головами. Все они молчали, как после сытного обеда. Но по временам тяжелые вздохи нарушали молчание.

Это не был Комитет Консервативной партии. К моему удивлению, я узнал трех уважаемых либералов, которые особенно тщательно прятали свои лица в тени. Мне показалось, что даже вздыхали они искусственно.

Я стоял посередине комнаты, не зная к кому обратиться. В этот момент портьера поднялась, и мистер Черчилль влетел в комнату. У меня отлегло от сердца. Я хорошо знал этого джентльмена и любил работать с ним.

— Кент! — сказал Черчилль, не здороваясь и не знакомя меня ни с кем. — Вы знаете, под каким лозунгом Рабочая партия предполагает вести выборы?

— Знаю, сэр, — ответил я без промедления.

И в кратких словах я передал слышанный мною дома разговор лейбористов. Конечно, я умолчал о том, каким образом информация мною получена.

Так, — сказал Черчилль. — Этого и надо было ожидать. Теперь слушайте, что я вам скажу. Нам необходимо во что бы то ни стало, чтобы не меньше десяти миллионов англичан проголосовало за нас, консерваторов или либералов — это безразлично. Но только не за Рабочую партию. Это совершенно необходимо, и