Хранители Грааля. Катары и альбигойцы - Елена Майорова

Филипп III не был выдающимся монархом. Человек дюжинный, ограниченный, он постоянно находился под влиянием более сильной личности. Сначала это была мать, королева Маргарита; затем жена — Изабелла Арагонская. Она погибла, возвращаясь из злосчастного Крестового похода, когда на большом сроке беременности при переправе через реку ее сбросила норовистая лошадь. Очередным кумиром Филиппа стал его дядя Карл Анжуйский. Он вовлек слабовольного племянника в войну с Арагоном. И здесь Филипп проявил странную заинтересованность не только приграничными территориями Испанского королевства, граничившими с Окситанией, что было бы резонно. Он требовал сдать ему замки, в которых, как считали современники, нашли последнее пристанище уцелевшие катары.

Что это — совпадение? Или король так ненавидел ересь, что желал во что бы то ни стало уничтожить даже последние, почти незаметные ее следы? Или все-таки его интересовали тайные знания, которыми якобы обладали еретики?

Филипп III совсем не походил на своего рационального сына Филиппа Красивого и наивно верил в волшебство. Летописец с легкой издевкой рассказывает, как монарх обращался к некоей гадательнице, чтобы узнать, верна ли ему его вторая супруга Мария Брабантская. Воображение романтичного Филиппа определенно будоражило сказание о Святом Граале. Вероятнее всего, ему хотелось волшебным образом с помощью тайных сил стать самым могущественным правителем Европы. Он пламенно мечтал об императорском престоле. И, возвращаясь из гибельного похода на Арагон, уже смертельно больной, король Филипп Отважный, должно быть, горько сожалел, что не сумел овладеть священной реликвией, дающей власть, могущество и бессмертие.

И все-таки что же представлял собой Святой Грааль, этот неуловимый и необъяснимый артефакт? Был ли он веществен? Являлся ли сокровенной реликвией, которую стремились обрести люди Средневековья, или символом вечного поиска недостижимой цели? Почему он до сих пор волнует воображение и тревожит души, несмотря на явный недостаток доказательств, что он вообще существует? Многие полагают, что Грааль — это «чувство неуловимого утерянного слова, которое не найдено до сих пор».

В многочисленных трудах, передаваемых из поколения в поколение служителями церкви, нельзя встретить имя Грааль. Во время Альбигойских войн представители Рима осудили романы о Граале как еретические и опасные.

Обычно многословный Жан Жуанвиль, летописец Крестового похода Людовика Святого, только один раз как будто но случайности упоминает об альбигойцах с их Граалем. Но чудесное предание о Святом Граале должно было быть ему хорошо известно. Поэтому можно предположить, что таинственная святыня, окруженная заговором молчания, являлась для преданных делу церкви своего рода табу.

Католическая церковь никогда ничего не прощала и не забывала, а инквизиция ревностно следила не только за делами, но и за мыслями людей. Если бы ее служители овладели Граалем, сила Рима возросла бы неизмеримо — он мог добиться мирового господства. Но святыня катаров исчезла. С тех пор спрятанное сокровище вызывало любопытство настолько же сильное, насколько безрезультатное.

Торжество Севера над Югом не могло осуществиться без участия Рима. Противостояние католической веры и ереси, которая, победив, могло изменить лицо мира, закончилась победой церкви. Триумф ознаменовался многочисленными благодарственными молебнами и патетическими проповедями католических иерархов.

Дело катаров было фактически проиграно. Правда, после падения Монсегюра они не остались полностью беззащитными. На границе с арагонским Руссильоном альбигойцы владели действительно неприступным замком Керибюс, где укрывались несколько катарских пастырей. Однако после смерти Раймунда VII и отречения Транкавеля будущего у катаров не было.

Сам катаризм к концу XIII в. несколько изменился. Прежде всего, мощные дворянские роды, доселе его основная опора, или исчезли, что случалось чаще всего, или вернулись в лоно католической церкви. Катары возлагали последние надежды на дом де Фуа, сохранивший независимость, но невозможно предположить, что эти сеньоры, искавшие теперь европейских корон, действительно намеревались спасти преследуемую церковь.

В 1255 г. был взят Керибюс. Избежавшие гибели катары рассеялись по лесам и пещерам испанского приграничья. Последний катарский проповедник, великий пастырь и, по-видимому, последний из Хранителей, Пьер Отье был выслежен, схвачен и сожжен в 1307 г. в Тулузе, хотя его влияние ощущалось еще много лет после гибели. Упоминаний о нем в связи со священной реликвией или сокровищами катаров не имеется. Но, может быть, катарского пастыря уничтожили, не добившись никаких сведений о них?

Гийом Белибаст был «утешен» Пьером Отье в конце его апостольства. Он бежал в Испанию, где вел жизнь отверженного в горах Валенсии. Тем не менее туда добрался агент инквизиции Арно Байль, внушивший ему доверие, поскольку принадлежал к старой катарской семье. У Байля была причина стать провокатором: предавая Доброго человека, он думал только о возвращении своего имущества, реквизированного инквизицией. Байль долго убеждал Белибаста вернуться во Францию. Едва несчастный пастырь ступил на землю графства Фуа, как был арестован. Зачем была устроена эта операция для возвращения Совершенного, «и так уж полумертвого от голода и тщетных ожиданий»? Не для того ли, чтобы узнать у него некую тайну? Осужденный архиепископом Нарбоннским, Белибаст в 1321 г. был сожжен в Вильруже, близ Каркассона.

Уцелевшие после всех несчастий рядовые катары, как полагают, были замурованы в пещерах Ломбрива по приказу французского папы Бенедикта XII.

Не стало костров для катаров, так как инквизиция их теперь уже не находила. Их полное исчезновение удивляет, тем более что одновременно они исчезли в Северной Италии, так долго служившей убежищем альбигойцам.

Церковники добились своей цели. Некогда такое мощное движете катаров формально было стерто с лица земли инквизицией. Сегодня ученые считают Крестовые походы XIII в. против альбигойцев, положивших начало инквизиции, первым холокостом, идейным геноцидом на территории Европы. Были уничтожены не только философия, религия, люди, но и сама память о событиях тех лет. Более того, Альбигойский крестовый поход и преследования инакомыслия уничтожили высокую романскую культуру, окситанскую цивилизацию, поэзию и даже язык; он сохранился только в виде местного диалекта.

Это представляется столь невероятным, что не раз высказывалось предположение, что выжившие еретики переродились в кагатов — презираемое в Пиренеях племя цыган. Сами каготы тоже верили в это: в прошении папе Льву X в 1517 г. они просили святого отца принять их обратно в человеческое общество, поскольку заблуждения и ошибки своих отцов они давно уже искупили. Во французской Наварре каготы только в 1709 г., а в испанской Наварре лишь в 1818 г. получили гражданские права.

Казалось, это еретическое альбигойское заблуждение забыто навсегда, вычеркнуто из истории Европы. Но самым невообразимым образом память о нем то и дело возрождается. Невозможно заставить южан забыть свои предания и легенды — сама окружающая природа напоминает людям о славном прошлом их предков. Появлялись произведения литературы, исторические исследования, поддерживающие национальную гордость; духовное наследие альбигойцев возрождалось в следующие века.