Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

– Поэтому, когда я слышу, как кто-то жалуется, что живет в сложное время в дурацкой стране, что вокруг все дебилы, нет возможностей, нет сил и так далее: диагноз простой: не искрит. И не будет.

Кира стоял сильный и красивый. Даже будто бы не Кира, а какой-то другой человек.

Вдруг всё стало ясно, все Петины открытки сложились в общую картину. Двинулись дальше, он даже отстал от них. Белка взяла Киру под руку.

* * *

Дошли до площади Маяковского.

– А где Мишель? – поинтересовалась Белка.

– Сдает материал, – вздохнул Кира. – Волнения среди крымских татар.

– Пошли поужинаем? – Она кивнула на «Пекин».

– Красиво живешь, богиня.

– Вы не понимаете. Там дешево, как в столовой. Если, конечно, знать, что брать и суп из акульего плавника не заказывать.

Поднялись на последний этаж, ресторан красивый, вид шикарный, набрали всего разного: грибы сян-гу фаршированные, вырезка говяжья с грибами, цветками хуан-хуа и бамбуковыми отростками, выпить взяли ханжу, китайскую водку на пробу. Несмотря на названия, было вкусно.

– Как с Антоном-то, видишься? – поинтересовался у Белки Петя.

– Верите – всего один раз, почти за полгода. Недели две назад позвонил, попросил к нему домой заехать. Пугал.

– Как это пугал? Для чего?

– Помните демонстрацию?

Петя почему-то вспомнил улыбающуюся Белку под Пушкиным и тоже улыбнулся.

– Вот и я ему улыбнулась, а он мне под нос документ: «Изменения в Уголовный кодекс». Специально для борьбы с инакомыслящими.

– С кем? – не понял Петя.

– Кто иначе мыслит.

– Погоди, это как? Мои мысли, как хочу, так и мыслю.

– За это, Петенька, теперь от одного до трех лет тюрьмы. За распространение в устной форме всяческих измышлений, порочащих наш строй. И за активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок.

– Постояла под Пушкиным, поулыбалась. – Кира как-то не очень серьезно на это реагировал. – Напомнила власти про собственную Конституцию. Теперь можно после этого не домой пойти чай пить, а в лагеря.

– Антон мне объяснил, что та демонстрация вполне себе мирная, даже добрая, в общем-то… Короче, то, что ее дали провести и не особо разгоняли, часть большой стратегии.

– Чьей?

– Вашей. Ну, то есть вашей прекрасной организации. Там у вас все заранее прекрасно знали. Отпечатанные приглашения на этот митинг месяца два по рукам ходили, по институтам разным, и у нас тоже, на «Мосфильме». Ходили и ходили, как приглашения на выставку. У меня в сумке до сих пор лежит где-то. Никто не отбирал, не запрещал. Дали этому случиться, а потом власть припугнули – видите, что происходит? Знаете, чем это кончается? Давайте мы уж постараемся, чтобы вы спали спокойно. В общем, цену себе набиваете.

– Особенно мы с Кирой.

– Ну ладно, это я так. Хотя Бог вас знает, чем вы там занимаетесь. – Она задумчиво на них посмотрела, и им вдруг стало не по себе. – Может, вы тут, со мной, такие шелковые и приветливые. Ой, лучше об этом не думать.

– Белка, спецслужбы в каждой стране существуют, мир так устроен. Государству нужно себя защищать.

– Это ты, Петя, так сам себя защищаешь, вернее, свое пребывание там. В общем, той демонстрацией создали прецедент, а потом письмо прокурору Руденко накатали, мол, введите, пожалуйста, изменения в статьи, а то пока закон бессилен. Изготовление-распространение листовок, участие в митингах – теперь это тяжкие государственные преступления. Так что перед вами отпетый злодей.

– Дай посмотреть, – попросил Кира.

– Что?

– Приглашение.

Белка порылась и достала вчетверо сложенный листок, затертый до дыр:

– Я теперь его принципиально не выкладываю.

Гражданское обращение

Несколько месяцев тому назад органами КГБ арестованы два гражданина: писатели А. Синявский и Ю. Даниэль. В данном случае есть основания опасаться нарушения закона о гласности судопроизводства. Общеизвестно, что при закрытых дверях возможны любые беззакония и что нарушение закона о гласности (ст. 3 Конституции СССР и ст. 18 УПК РСФСР) уже само по себе является беззаконием. Невероятно, чтобы творчество писателей могло составить государственное преступление.

В прошлом беззакония властей стоили жизни и свободы миллионам советских граждан. Кровавое прошлое призывает нас к бдительности в настоящем. Легче пожертвовать одним днем покоя, чем годами терпеть последствия вовремя не остановленного произвола.

У граждан есть средства борьбы с судебным произволом, это – «митинги гласности», во время которых собравшиеся скандируют один-единственный лозунг «Тре-бу-ем глас-нос-ти су-да над…» (следуют фамилии обвиняемых) или показывают соответствующий плакат. Какие-либо выкрики или лозунги, выходящие за пределы требования строгого соблюдения законности, безусловно, являются при этом вредными, а возможно, и провокационными и должны пресекаться самими участниками митинга. Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок. По первому требованию властей разойтись – следует расходиться, сообщив властям о цели митинга.

Ты приглашаешься на «митинг гласности», который состоится 5 декабря с. г. в 6 часов вечера в сквере на площади Пушкина, у памятника поэту.

Пригласи еще двух граждан посредством текста этого обращения.

– В общем, Антона можно понять, конечно, он за меня волнуется. А может, больше за себя. Я ему, знаете, что сказала напоследок? – Белка мгновенно преобразилась, опять на сцену вышла прима. – Опасные, братец, у тебя портреты в доме висят. И книги, я вижу, ты выставил вызывающие. Чувствую, ты ведь сам внутренне поддерживаешь того, кто этот митинг организовывал. Он мне: «Ты что? Что ты мелешь?» – ну, как обычно. А я ему: «Организатор митинга – Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, сын поэта. Математик, философ. Так что сними портретик его папаши, а то ведь не дай бог кто в гости зайдет, не то подумает. И накрылась твоя Болгария».

* * *

Решил заехать без звонка. Торопился, специально утром захватил Кирины журналы с «Мастером и Маргаритой», они с Настей быстро все прочитали.

Катя в дом его не пустила. Встретила в дверях, в своем большом коммунальном коридоре с лыжами и велосипедами, сказала, что не одна. Петя протянул ей журналы и извинился.

На вешалке висела модная дубленка. В прошлом году такую же подарила Антону его теща.

– В ЗАГС? В наш, советский? – удивился Петя.

– Да какая разница, если мы тут расписываемся, я могу получить разрешение на выезд.