Дело о пропавшем талисмане - Катерина Врублевская

Не в силах двинуться я упала рядом с ним и зарылась носом в его плечо.

— Полина, — прошептал он. — Это было необыкновенно! Ты такая…

Но какая, я так и не узнала, потому что провалилась в глубокий, крепкий сон без сновидений.

* * *

На рассвете я встала и принялась тихо одеваться. Иннокентий спал, разметавшись. Его черты лица разгладились, он походил на удивленного подростка, впервые познавшего плотские радости.

— Полина, ты куда? — услышала я, когда, уже полностью одетая, подходила к двери.

— К себе.

Он присел на кровати:

— Даже не попрощалась, не разбудила. Как же так?

— Иннокентий Мефодьевич, мне действительно пора. Простите великодушно, — и я взялась за ручку двери.

— Ничего не понимаю! — он откинул одеяло и вскочил с кровати. Я обратила внимание, что его ночная рубашка по-утреннему заметно оттопыривалась ниже живота. — Куда ты убегаешь?

— Нужно посмотреть, не приехал ли Кулагин. Вы уж простите меня…

— И почему ты обращаешься ко мне на «вы», Полина? Что случилось?

— В том-то и дело, Иннокентий Мефодьевич, голубчик, что ничего особенного. Мне, действительно, пора.

И я вышла, оставив недоумевающего Карпухина в печальном одиночестве.

К себе в спальню я боялась заходить. Незачем смотреть на скончавшуюся Перлову. Но там остались мои вещи, и мне хотелось переодеться и привести себя в порядок.

Осторожно заглянув в комнату, я обнаружила, что тела нет, и вздохнула с облегчением. Внутри царил хаос: перевернутые стулья, разбросанные вещи — это случилось тогда, когда мы с Перловой катались по полу и она пыталась меня зарезать.

Приведя полностью себя в порядок, переменив белье и платье, я принялась укладывать вещи в дорожный саквояж. Мочи не было более находиться здесь.

Неожиданно сзади меня раздался скрип двери. Я обернулась и увидела, как в комнату входит мой отец, Лазарь Петрович Рамзин. На пальто с бобровым воротником застыли мелкие росистые капли, а наконечник трости был измазан красной глиной.

— Папа! — кинулась я к нему.

— Дочка, я так волновался! Как только в Москве из кулагинских депеш стало известно об этой трагедии, я немедленно бросился сюда. Без меня, как твоего адвоката, не говори ни слова! Ты поняла? Нам нужно немедленно отсюда уезжать. Ты собрала вещи?

— Да, — пролепетала я, ошеломленная напором своего энергичного родителя.

— Тогда пошли вниз. Я видел: сыскной агент в столовой опрашивает свидетелей.

Нашему появлению не удивились. Кулагин встал нам навстречу и пригласил присесть. Перед ним на столе лежали стопкой документы, с которыми он работал. Я заметила среди них паспорта.

— Кажется, мы знакомы, г-н Рамзин? — спросил он.

— Да, — кивнул мой отец, — мы пересекались по делу о фальшивых бриллиантах, проданных графине Вязмитиновой моим подзащитным. Восхищен вашим расследованием этого дела.

— А я, в свою очередь, — с некоторым ехидством в голосе ответил Кулагин, — восхищен вашей судебной речью. Вы так повлияли на присяжных, что мошенника хоть и лишили всех особенных прав и преимуществ, но тюрьмы дали только год. Можно сказать: отделался легким испугом.

Взаимный обмен любезностями был закончен, и отец произнес:

— Федор Богданович, я не только отец Аполлинарии Лазаревны, но присутствую здесь и как ее адвокат. Поэтому задавайте ваши вопросы, но знайте, что я стою на страже ее интересов.

— Благодарю вас, Лазарь Петрович, — сухо кивнул Кулагин. — Никто вашу дочь ни в чем не обвиняет, она свидетель преступлений, совершенных в этом доме. И у меня к г-же Авиловой только один вопрос: что ей рассказала Перлова перед своей кончиной?

Отец выразительно посмотрел на меня, всем своим видом давая мне понять, чтобы я не наговорила лишнего. А я вытащила из ридикюля перстень с тремя бриллиантами и положила его на стол.

— Вот, — сказала я.

— Что это? — Кулагин взял перстень и принялся внимательного его рассматривать.

— Этот перстень — причина всех убийств. Перлова мне рассказала перед смертью.

История певицы в моем изложении заняла около двух часов. Меня прерывали и Кулагин, записывающий каждое мое слово, и отец, внимательно следящий за его действиями: переспрашивали, заставляли возвращаться и рассказывать еще раз. Я повиновалась.

Наконец, меня оставили в покое.

— Когда я могу покинуть этот дом, г-н Кулагин? — спросила я.

— Когда вам будет угодно, — ответил он спокойно, — хоть сейчас. Единственная просьба по приезду в N-ск явиться в сыскной отдел и сообщить начальнику сыскной полиции о своем возвращении. Если будет нужно, мы вас вызовем, как свидетеля.

— Только одна просьба к вам, Федор Богданович. Разрешите посмотреть в паспорт Марины Иловайской.

— А зачем вам? — удивился он.

— Хочу знать, у ней действительно день рождения на святого Касьяна, двадцать девятого февраля или нет?

— Не сомневайтесь, Аполлинария Лазаревна, она родилась 29 февраля 1867 года в N-ской губернии.

— Благодарю вас.

Оказалось, что Иловайский был суеверным. Не в последнюю очередь на его решение жениться на Марине повлияла дата ее рождения — точь-в-точь, как у Кассиана Шпицберга. Наверное, хотел умилостивить духа дома.

Отец остался в столовой с Кулагиным, а я поднялась наверх за вещами. В комнате меня ждала Ольга.

— Оленька, что вы тут делаете? — удивилась я.

— Пришла извиниться перед вами, Полина.

— За что? — не поняла я.

— Обманула я вас тогда, ночью. Напраслину на отца навела, будто мы с матушкой жили в холоде и голоде. Не было такого.

— Почему же вы так сделали?

— Мне было страшно оставаться одной в комнате. Уходить отсюда не хотелось, вот я и попыталась вас разжалобить, чтобы меня не выгнали. Часто мне бывало жалко себя, я чувствовала себя покинутой, ведь отец месяцами разъезжал по служебным делам, и мы с матушкой оставались одни. Вот я и рассказывала эту историю всем подряд, да и сама верила в нее. А в этот раз, когда его уже нет, вышло как-то не по-христиански. Тяжесть на душе лежит.

— Бог простит, — обняла я ее.

— Уезжаете, Аполлинария Лазаревна? — вздохнула она.

— Да, Ольга. И не могу сказать, что не рада этому. Столько горя обрушилось на этот дом.

— Будь он проклят! — в сердцах воскликнула она. — Столько денег ушло на его покупку! Все, что отец выручил от продажи броши.

— Какой броши? — я замерла от волнения.

— Золотой броши с тремя бриллиантами и латинской надписью.