Хранительница - Лин Петрова

очень-очень захотелось плакать. Нельзя. Не сейчас. Не может быть, что мы не увидимся, я упрямо встряхнула головой. Если есть дорога сюда, значит, есть дорога и обратно. Значит, вероятность, хоть маленькая, но остается. Я упрямо сжала руки. Нужно сделать все от меня зависящее, чтобы еще хоть раз увидеть дорогих моему сердцу людей.

Я медленно перелезла через окно обратно в комнату. Расчесала волосы и, только собралась лечь в постель, как услышала по коридору решительные шаги. Дверь распахнулась и на пороге замер Реммир. Я тоже замерла. Строгое лицо с упрямо поджатым ртом, нахмуренные брови.

Он быстрым взглядом окинул меня и детей, отвел взгляд и сказал тихим, но твердым голосом:

— Спать Вы будете наверху — в моей спальне.

Интере-е-есно. Там сегодня свободно? Или график составим? Думала я, молча смотря на него.

— Я понимаю, что наш договор был внезапным и для Вас, и для меня. Мне бы не хотелось ставить Вас в неудобное положение, Вы свободный в своих действиях мужчина — как же тяжело мне дались эти слова.

— Я так понимаю, Вы свободная в своих действиях женщина? — хмыкнул Реммир. И продолжил — Вы моя невеста. И это обязывает нас жить в одной спальне. Мне бы не хотелось давать слугам повод для долгих сплетен. Их и так достаточно.

Чёрт побери. Ведь он прав. Надо, значит надо.

— Да и желание ты мне должна, а долги отдавать нужно?

Я молча кивнула. А дети как же?

Он понял мой немой вопрос, развернулся и постучал в дверь к Игнату. Затем вернулся и осторожно, на руках перенес детей в их спальню. Потом, так же молча, взял меня за руку и повел на третий этаж.

Мы вошли в небольшое помещение, похожее на кабинет. Стол, кресло. Не останавливаясь, меня повели к другой двери, за которой и была спальня. Большая высокая кровать, застеленная большим мягким одеялом. А на полу ковер. Я в недоумении уставилась на него. Ковёр? Здесь?

Реммир, видя моё недоумение, пояснил:

— Когда была возможность передвигаться порталами по разным мирам, мама поехала с отцом на переговоры. И, как рассказывал отец, мама влюбилась в него с первого взгляда. Вот и пришлось переть его — в портал он не влезал, отец злился, мама ругалась — его лицо разгладилось от воспоминаний о родителях. На лице заиграла легкая улыбка.

— Отец говорил, что мама любит этот ковер больше, чем его самого.

Я наклонилась и провела ладонью по его поверхности. Орнамент красного цвета переплетался с синим, изящно кружась посередине, затем разбегался, образуя замысловатые линии и изящные крупные бутоны цветов. Такое блаженство пройтись по пушистому ковру голыми ногами, я уже стала забывать эти приятные ощущения. Реммир с улыбкой смотрел на меня:

— Мама делала так же.

Ложились молча. Я тихонько легла на край кровати, натянув тонкое одеяло до подбородка, и закрыла глаза. В весьма двусмысленную ситуацию я попала. Привозит невесту в дом, а дома любовница. Как в любовных романах. Ну начну с того, что невеста я не настоящая и страдать не буду. Или буду? Зачем перед самой собой лукавить? Буду страдать. И вспоминать тоже буду. Но я все выдержу, я сильная, думала я, прислушиваясь к его дыханию, когда меня подхватили сильные мужские руки и прижали к голому торсу. Я не стала открывать глаза, не хочу увидеть жалости в его глазах. Просто отдалась во власть своих ощущений. Вдыхала, такой ставший родным, запах кожи, принимая его ласки. Его руки ласково гладили плечи, переходя на спину и ягодицы, чуть сжимая их. И целовал. Целовал мои глаза, едва прикасаясь губами, висок, вдыхая запах кожи, пока не добрался до губ. Сначала, нежно целуя то верхнюю, то нижнюю губу, проводя по ним кончиком языка и слегка прикусывая. По моему телу прошла сладкая волна возбуждения.

Только не останавливайся. Делай со мной все, что захочешь, в голове проносились мысли.

Я выгнулась ему навстречу и он, поняв это как призыв к действию, обхватил и осторожно перевернул на спину, не прерывая поцелуя. Почувствовав тяжесть его тела, совсем сошла с ума. Соски стали твердыми и отзывались на малейшее прикосновение, а там внизу разгорался огонь, который можно было погасить только одним способом. Реммир коленом раздвинул мои ноги, я выгнулась навстречу сладким ощущениям. Реммир приблизил ко мне лицо и выдохнув: «моя», ворвался в мое тело. И я потерялась во времени и пространстве. От этого одного слова душа запела, я стонала: «твоя». А когда уже не могла сдерживать стоны, кричала, пока волна удовольствия не набрала свою высоту и не рассыпалась сотнями фейерверков.

И Реммир судорожно ловил свои моменты удовольствия. Мы приходили в себя, шумно дыша.

Он не выпускал меня из своих объятий, перевернулся на спину, а меня положил на себя, гладя по спине, голове, ласково перебирая длинные пряди моих волос.

Когда страсти улеглись, в тишине прозвучал его голос:

— Силика — подруга моей бывшей невесты. Моя мама взяла их из столицы в дом, когда они были еще подростками. Они сироты и были такими разными. Донара — рассудительная и спокойная, Силика — эмоциональная и взрывная. Мама обучала девочек всему, что знала сама. Говорила, Хранительница не дала ей дочь, зато теперь их у меня двое. Когда родители погибли, именно Донара стала для меня надёжной поддержкой в моем горе. Она всегда была рядом и постепенно между нами возникли чувства. Силика злилась, потому что сама претендовала на роль моей жены. Но, как ты понимаешь, чувствам не прикажешь. Именно Донара просила меня назначить свою подругу на должность управляющей. В твердой руке и умении управлять домом ей не откажешь, тут мама постаралась на славу. И я уступил её просьбе, когда старый управляющий оставил своё место, переехав в селение. Силика здесь выросла и знала дом как свои пять пальцев. Когда Донара забеременела, я в тот же день сделал ей предложение — она согласилась, не раздумывая. Мы были счастливы, да и Силика как-то успокоилась и повеселела.

Не понимаю, что тогда произошло. Силика плакала, рассказывая, как Донара внаглую принимала своего любовника по ночам, а потом просто убежала с ним. Я опросил всех слуг, ни один из слуг не может ни подтвердить её слов, ни опровергнуть. Силика всячески пыталась заменить мне мою невесту, но ночь не заменит день. И я старался подолгу не появляться дома, избегая ее посягательств.

Я тихонько легла рядом, боясь прервать его горестный монолог.

Реммир замолчал, смотря в потолок.

— Долгих десять лет мотаюсь