Тлен и пепел - Елена Шелинс

   — Полно, госпожа, не строите из себя невесть что, — самодовольно хмыкнул Ивен. — Я и так дал вам времени достаточно, чтобы обдумать мое предложение, а вы явиться так и не изволили… И золото я пока от вас не видал. Придется вам постараться сегодня, чтобы расплатиться за мое ожидание.

   — Ивен, Вернис тебя подери, немедленно…

   Правая рука конюха, который меня уже не слушал, ловко расстегнула пряжку на моем ремне, а левая, нисколько не мешкая, залезла под плотную ткань штанов.

   Это было последней каплей. Я вспыхнула и яростно дернулась, не сдерживаясь.

   Полыхнула зелень, освещая стены конюшни. Крик, и Ивен отдернул пальцы, выпуская меня и хватаясь за руку. Его лицо скорчила мучительная боль, зубы до крови впились в обветренную губу. Не в силах совладать с собой, конюх рухнул на колени и заскулил. Из-под почерневшего и частично осыпавшегося рукава я успела рассмотреть огромные гнилостные желто-зеленые пятна, пошедшие по загорелой коже.

   Ивен поднял побагровевшие глаза. В них плескался животный страх. Казалось, он не понимал, что случилось и отчего так больно.

   — Как… что это… — простонал он, нянча покалеченную конечность.

   — Хочешь жить — проваливай, — холодно сказала я, не узнавая собственный голос.

   Ивен с трудом встал, не спуская с меня ошеломленных глаз. Конюха шатало, он не мог выпрямить спину. Обретя хоть какое-то подобие равновесия, Ивен, наконец, повернулся к выходу и бросился прочь настолько быстро, насколько ему позволяли подкашивающиеся ноги.

   Только когда он скрылся из виду, до меня дошло, что я только что сотворила.

   На ходу оправляя пояс, я рванула за Ивеном, смутно представляя, что мне необходимо делать дальше, чтобы исправить совершенную ошибку. Пальцы сами собой вырисовывали знак онемения, но на дворе конюха и след простыл.

   В прохладном воздухе висела утренняя сонная тишина, нарушаемая легким шелестом листьев, убаюканных монотонным ветром. Я улавливала остаток некромантской магии, который уносил с собой Ивен, но у меня было слишком мало опыта, чтобы точно определить нужное направление.

   Видимо, страх придал несчастному конюху достаточно сил, чтобы как можно скорее скрыться.

   Я в бессилии сжала пальцы. Даже если бы Ивен не сбежал, если бы удалось его остановить, разве я смогла бы сделать с ним что-то, что заставило бы его замолчать? Я представила, как прошу о помощи Энтoна. Что бы сделал он? Избавил бы от ненужного свидетеля? Заточил бы в темницу рядом с Ферре или, что вероятнее, без всякой жалости лишил бы Ивена жизни?

   К горлу подошел комок и стало трудно дышать. Я лихорадочно расстегнула ворот.

   Не думала, что так рано пожалею, что решила остаться.

Арнейм Батрис чувствовал себя превосходно, если судить по его довольному добродушному лицу. Он, в отличии от остальных собравшихся, выглядел расслабленно. Старший Батрис приехал в инквизиторской мантии, черной, с красной окантовкой и вытканными языками пламени, и, если бы не она, можно было бы подумать, что к нам пожаловал добродушный дядюшка, предпочитающий проводить свое время в саду с детьми, а не на обвинительных процессах по некромантии.

   От Отиса же веяло напряжением. Он теребил манжеты рукавов, оправлял отлично сидящий сюртук, а оставив оный в покое, тут же начинал крутить массивный перстень на большом пальце. Его взгляд, бродящий по комнате, каждый раз возвращался ко мне, а затем уходил вбок, чтобы вновь цеплять случайные предметы в кабинете отца.

   Мои бледные родители держались со всей полагающейся торжественностью. Маменька оделась в праздничное, но темных тонов платье, а отец облачился в парадный мундир, который носил при дворе.

   Видеть себя со стороны я не могла, но после бессонной тяжелой ночи я вряд ли смотрелась хотя бы на десятую долю так же свежо, как дядя Отиса. Впрочем, как почти состоявшейся невесте, мне и полагалось не смыкать глаз в предвкушении грядущих событий и отдаваться по ночам во власть волнительных мечтаний, поэтому темный круги под глазами не вызывали лишних вопросов. Я попыталась придать лицу хотя бы отдаленно радостное выражение, и судя по болезненной реакции маменьки, покачавшей головой, у меня получилось нечто вымученное и ненатуральное.

    Служитель Брианны с глухим стуком опустил на письменный стол отца уже знакомую увесистую шкатулку.

   Даже с отсутствием множества зрителей, при небольшом количестве свидетелей, мне стало тесно, в груди сдавило. Я покосилась на Отиса, оцепеневшего перед шкатулкой, как пойманный кролик. Это вызвало едва скрываемую горькую усмешку. Нет, не так я представляла свою возможную помолвку.

   — Не будем вести долгих речей, — решительно изрек Арнейм, опередив уже открывшего было рот отца. — Мы собрались здесь, чтобы выполнить волю государя, и поэтому сегодня сделаем первый шаг к тому, чтобы по желанию его величества связать наши роды.

   Папа нахмурился, недобро сощурившись на старшего Батриса. Сейчас отцу было плевать, насколько высокую должность занимает Арнейм, и, поймав взгляд папеньки, я быстро кивнула, желая показать, что все хорошо, и я не оскорблена краткостью и скромностью происходящего действа.

   Арнейм и папа коротко выразили свое устное согласие на помолвку, и почти одновременно коснулись с противоположных боков шкатулки. Та щелкнула и распахнулась.

   Противным душным ветром обрушилась чужеродная энергия жизни. Я с трудом сделала вдох, ощутив нехватку кислорода, и через мгновение едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, когда одна из двух взвившихся серебристых молний впилась мелкими острыми клыками в мой палец на правой руке. Рядом меж золотых перстней Отиса блестящими петлями извивалась вторая.

   Перечеркнув друг друга резкими зигзагами, напившиеся кровью змейки перескочили, меняясь местами, и запястье плотно обхватил металл. Пакость легла в два обхвата и диковинно изогнулась, застывая в принятой ею позе.

   Правая рука отяжелела, и захлестнул порыв как можно скорее скинуть магический браслет, словно эта была живая ядовитая змея. От металла шла едва уловимая пульсация, отдающая в виски.

   Я через силу улыбнулась, делая вид, что меня ничего не беспокоит. Отис медленно взял мою руку, отягощенную змеиными путами, и с почтением поцеловал. Испуг его канул в небытие, как будто мне лишь привиделось. Я моргнула, силясь понять, что же он действительно испытывает, но то, что плескалось в его глазах, расшифровать так и не смогла.

   Истинные чувства Отиса по поводу свершившейся помолвки oстались для меня скрыты за семью печатями.

   — Я не смогу быть на запланированном обеде, — с изображаемым огорчением известил нас Арнейм. — Возникло срочное слушанье. Так что, работа, увы, обязывает покинуть вас.

   — Невероятно жаль, но как можно корить в чем-то подобном того, кто стоит на страже нашего спокойствия, — ледяным тоном, не вяжущимся со смыслом произносимого, обронила маменька. — Что ж, но милорд Отис Батрис принесет же нам радость своим присутствием за обеденным столом?