Красноармеец - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я первым, там минировано. Не заходите пока.
Дальше зайдя в землянку, достал из хранилища ручную гранату, как будто снял растяжку, и стал доставать упаковки с ампулами. Себе оставил одну упаковку и шприцы, остальное всё достал, ну и позвал остальных. Зашли с керосиновыми лампами, даже их заготовили, а осмотрелись, многих пробил озноб, с ужасом смотрели. Бригврач трясущимися губами спросил:
- Что это?
- А это лежат наши раненые, их ледяные статуи, которых бросили при отступлении, и они тут все умерли от ран, - жёстко сказал я. - Вы дальше за те нары загляните. Там девочка медсестра, удавилась. Не смогла бросить их и не выдержала мук. Я вот не могу туда пойти и посмотреть, не выдержу. Я не железный.
Комиссар сходил, долго смотрел, бледнея, потом закрыл лицо руками, постояв, покачиваясь, не глядя ни на кого, вышел. Больше в землянку он не заходил. Я тоже вышел, бойцы носили упаковки к машине, мы ждали, решили не разделяться. Бойцы из оцепления что нас охраняли, только поглядывали. Не задержались, поехали обратно. И вскоре также самолётом, с грузом лекарств, вернулись в Москву. Медики в одну сторону, а мы на Лубянку. А там как будто и не отсутствовал весь день, майор ждал, вот и продолжили. Это ладно, пройденный медосмотр тоже в принципе тревог не вызвал, сам я ночевал в служебной гостинице, не в камере, но только ночевал, остальное время опросы и опросы. Тридцать первого декабря я Новый Год встретил в кремлёвском зале с ёлкой. А мне вполне официально приглашение принесли, в парадной форме был. Между прочим, утром двадцать седьмого летали за лекарствами, а вечером тридцать первого в Кремле был. Мне понравилось, вполне всё пристойной было. Сталин не подходил, хотя кивнул мне издалека, но поговорил с Власиком, вспомнил как начальника охраны звали, тот передал, что медики благородят за лекарства. Результаты в госпиталях уже видны невооружённым взглядом. Причём дозы строго лимитированы кому и где, мало было лекарства. А первого января, как будто и не праздник, снова знакомый кабинет. Наконец перешли к следующему этапу. Майор, что со мной лично продолжал работать, комиссар редко заходил, он вообще как-то почернел лицом, читал уже исписанные листы, и уходил, иногда забирая их, и вот под вечер второго января, вдруг майор спросил:
- Скажи, а ты кто?
Комиссара не было, но я чуял, будет сигнал, зайдёт.
- Не понял вопроса, товарищ старший майор.
- То, что ты Одинцов, вызывает сомнение. Знание английского языка, Одинцов изучал в школе немецкий, или твоё умение водить автомашины. Одинцов и этого не умел. Однако шрам на правой лопатке имеет место быть. Мы провели немалую оперативную работу, общались со всеми, кто тебя знал. Внешне описание до последней родинки и шрамов получили от твоих друзей детства. Всё на месте, но ты не узнал свою одноклассницу, которую знал с детского сада. Она не военная, но по нашей просьбе временно надела форму и служила в штабе Двести Девяностой стрелковой дивизии. Та самая, к которой ты обратился: Эй ты, как там тебя, боец?.. И на которую ты указал, как на тот тип девушки, что в твоём вкусе, когда тебя окружили девчата. Да, об этом мне тоже сообщили. Кстати, она уже сдала форму и отбыла домой, в Горький. Насчёт частичной амнезии, утраты памяти, я в курсе. Удар в висок не пришёлся даром. Так что скажешь?
- Не было частичной амнезии, - вздохнув, признался я, а куда деваться, и продолжил. - Я вообще ничего не помнил, но побоялся сказать, тихо и незаметно подслушивал, выяснял информацию и радостно сообщал врачу что то-то и то-то вспомнил, хотя только подслушивал. Так и получил диагноз частичная амнезия, мне почему-то казалось, что так было нужно. Память не вернулась ни тогда, ни сейчас. Оттуда английский знаю, без понятия. Машину почему вожу? Не знаю. На мотоциклах тоже ездил, если вы не в курсе. Вполне уверенно. Ну а дальше война, развивался, учился. Глупо отказываться получать новые умения, когда они есть. Я не хотел становится командиром, вот как на духу говорю, простым стрелком проще, но меня комдив отправил в школу младших лейтенантов в Киев. Вы даже не представляете, как я старался со дна подняться хотя бы в среднячки учёбе. Я школу не помню, какие-то знания всплывали, но мизер. Хорошо парни здорово помогали, я их за это подкармливал. Так что для меня это всё не сказка, а жизнь, и довольно страшная.
- Самолётами управляешь? - с деловым видом записывая, уточнил тот.
- А я знаю? Не угонял пока.
- Угу. Проверим.
- Товарищ старший майор, раз вы знаете, что там в дивизии, может скажите, что с той охотницей на мужей-Героев?
Майор неожиданно хохотнул, но мотнул головой, и сказал, что всё узнаю, как в дивизию вернусь. Мол, не хочет сюрприз портить. Ну нет так и нет, хотя о возвращении в дивизию, слова порадовали. Опрос так и длился, комиссар опять заходил, забрал часть листов. Да они пронумерованы, унёс. Кому он их постоянно таскает? Не Сталину ли? Хотя может и Берия интересуется. С ним я как раз лично не встречался, но пару раз издали видел. Один раз тут на Лубянке в коридоре, во второй при первом награждения на Героя. Наконец пятого января всё закончилось, выдоили что могли, на аэродроме проверили, самолёты не знаю, другие проверки были, множество, оказалось я неплохой слесарь на разных станках, ещё бы, пятый разряд, инструментальщик. Майор был озадачен, но всё вносил в уже