Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью - Янис Кууне

Так и случилось. И очень скоро Ронунг вспомнил и подсечки, и удары локтем в развороте, и еще многое из того, чему он должен был все эти годы учить княжеских нарядников. Только недюжинная выносливость еще держала Ольгерда на ногах. Он уже не пытался нападать. Он только защищался. Но с каждым мгновением эта защита становилась все слабее и слабее. Очень скоро Костолом сломает ее и тогда полностью оправдает свое прозвище.

От ужаса и беспомощности Волькша сжимал и разжимал кулаки. Его не оставляло ощущение, что в рукавицы набилась земля. Земля?! Точно! Та самая пригоршня Ладонинской супеси, которая была у него кулаке в Ярилов день! Неужели он с тех пор ни разу не надевал руковиц? Выходило, что так. Нет! Слава Стрече, что это было так!

Волькша скинул рукавицы и аккуратно высыпал землю себе на ладонь. Ее было не много. Но достаточно, чтобы придать кулаку силу. В следующее мгновение сын Годины-толмача сделал шаг из ряда нарядников.

К этому времени бой уже превратился в избиение. Когда Ронунг поднял Ольгерда над головой, тот уже почти не сопротивлялся. Костолом бросил его что было силы на землю, подставляя на его лету согнутое колено. Если бы парень падал спиной вниз, его хребет переломился бы от такого удара. Но, он летел вниз животом. Олькша упал и затих. Норманн наклонился над ним, чтобы вновь поднять в воздух и переломать-таки его спину, но тут чья-то нога пнула дядьку пониже спины. От удара он потерял равновесие и упал на карачки, как раз над Ольгердом.

Со стороны княжеской дружины опять раздался смех.

Ронунг перекувырнулся и вскочил на ноги. Несколько мгновений он тупо моргал глазами, силясь поверить в то, что видит. На него двигался воробей! Ну, не воробей, конечно, но щуплый сероглазый парнишка, прибить которого одним ударом Костолом мог бы, даже будучи мертвецки пьяным.

– Да я тебя…! – разошелся Ронунг.

– Знаю. Про говно. Хотелось бы посмотреть, – беззлобно ответил воробей, описывая круг вокруг дядьки.

От его спокойствия, от воспоминания о полученном пинке гнев едва не выдавил глаза Костолома из черепа. Норманн был на полторы головы выше обидчика, на двадцать лет старше и в три раза тяжелее. Да он раздавит парня как пиявку, как клопа, как болотный гнус. Одной рукой. Одним пальцем. Раз и нет.

Когда Ронунг бросился на Волькшу, он думал только о том, как бы пострашнее искалечить мелкого выскочку. Однако за полшага до своей хрупкой цели он со всего разгона точно наткнулся животом на торец оглобли. Так ему показалось. На самом деле это Волкан нанес ему удар в пузо и отскочил. От внезапной боли Костолом согнулся в три погибели. И тут произошло нечто еще более странное: какая-то невероятная сила вонзилась ему в челюсть снизу и стремительно потащила вверх. Норманн оторвался от земли, перекувырнулся в воздухе и бесчувственным телом упал прямо на завитушки конского навоза.

– Ну, как тебе говно? – спросил у него Волькша, отряхивая с ладони супесь: – Извини, что не твое.

Ольгерд оправился после драки дня за три. Сказались многолетние «уроки» Хорса. Даже нос его оказался не сломанным. Сразу после потасовки с Ронунгом у него нестерпимо болели потроха, и по нужде он ходил кровью, – удар коленом достиг цели. Но дворовый знахарь отпоил верзилу какими-то взварами, и кровотечение остановилось. А через седмицу боль начала утихать.

Когда Ольгерд вошел в столовую палату, все нарядники, даже те, кто уже успел отрастить на этой службе изрядную бороду, притихли, точно перед ними явился сам Костолом. В другое время Рыжий Лют не преминул бы воспользоваться всеобщим страхом и утвердил бы свое негласное главенство над нарядническим двором. Однако в тот миг его мучило два вопроса: как встать, сесть или лечь, чтобы унять резь в пузе, и где Волькша?

О потрясающем ударе своего приятеля, соседа и сродника он узнал на следующий день после норманнского «урока боевого искусства». Если бы он мог, то вместе с дружинниками, пришедшими его навестить, хохотал бы над словами, которыми Волкан окончательно размазал Ронунга по конскому навозу. Но он лишь растягивал свои, покрытые коростой губищи в улыбке. Не нашлось у него сил искренне порадоваться и той вести, что принес ему Мстислав с сотоварищами: отныне он был причислен к дружинникам личной княжеской сотни.

– Как очухаешься, забирай свои пожитки с наряднического двора и приходи в княжьи терема, – сказал ему на прощанье знатный сотник.

«Ради такого нечаянного повышения стоило и глаза лишиться», – думал Ольгерд, корчась от разрывавшей его утробной немочи. Но мысль о почете, выпавшем на его Долю, усмирила боль почище заклинаний иного волхва.

Вот только куда запропастился Волькша? Он не надолго забегал вечером того злосчастного дня. Наскоро осведомился, как себя чувствует Рыжий Лют и не надо ли чем помочь. Но поскольку в то время резь у Олькши в кишках была едва переносима, разговор не сложился. Волкан ушел и с тех пор больше не появлялся. Это могло означать все, что угодно от большой княжьей милости и до немилосердного государева гнева, вплоть до заключения Годиновича в правила.

В трапезной наряднического двора Волкана Ладонинца не видел тоже изрядное время. Знали, что он собрал свой короб и был препровожден двумя дружинниками в покои князя. После его несколько раз замечали бегущим куда-то с берестяными грамотками. Вид у него был заполошный, а дареные варяжские сапоги явно велики.

При упоминании о сапогах, Олькша несколько приободрился. Вряд ли князь, – а кто еще мог пожаловать Волькше такую знатную обувку, – стал бы его одаривать, если бы собирался наказать за дерзость явленную на нарядническом дворе.

– Еще я слышал, – поведал староста нарядничьего двора: – что конюшим было велено определить вам с Вольком по лошади. А поскольку все, что были на княжеских конюшнях, оказались заняты, государь приказал двум сотникам отдать вам своих подменных коней.

От всего услышанного Ольгерд в одночасье почувствовал себя выше ростом и шире в плечах. Почтительные взгляды нарядников вскружили его и без того не особенно мозговитую башку. Он приосанился, подманил пальцем двух бывших товарищей и небрежным движением руки отправил их собирать свои пожитки и нести их вслед за собой в княжеские терема.

С Волхова раздавалось громыхание льдин. Ильменьский лед, поднятый половодьем, наскакивал на речной, пробивая себе дорогу в Ладогу. В воздухе пахло оттаявшей землей и распустившейся вербой. Но эти дорогие сердцу самоземца запахи не трогали душу дружинника личной княжеской сотни Ольгерда Хорсовича, который по-мальчишески перескакивая через лужи, направлялся в государевы терема.

Волькшу Рыжий Лют увидел только вечером. За княжеским столом. Он, наверное, так бы и не заметил своего приятеля, если бы не Гостомысл. Владыка ласково приветил вновь прибывшего. Те, кто не был на том знаменитом «уроке» Ронунга, страсть как хотели посмотреть на смельчака не убоявшегося выйти с Костоломом один на один. Будущие соратники сгрудились вокруг Ольгерда. Они, все до единого, желали самолично убедиться в том, что этот парень сделан из мяса и костей, а не из дубовых бревен, которым только и было под силу выдержать удары Костолома.