Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден

Президент пораскинул умом, крепко поджав губы, чтобы сдержать слова, рвавшиеся с них. И когда снова испустил вздох, бешенства малость поубыло.

– Сидите сколько угодно. Но я не стану плакать, когда увижу ваши спины.

– Я пришел сюда, просто чтобы сказать, что я перед тобой в долгу, – все еще с хрипом проговорил Джекс. Синяки на горле красноречиво говорили, что Лагошин едва не удушил его.

– Ты чертовски прав, – ответил Ролли. – Как правило, здесь все идет тихо и складно. А потом ты прикатываешь в город, и у меня на руках три мертвых брата. – Кипя от гнева, он выжидательно уставился на Джекса.

– Она моя сестра, Ролли, – промолвил Джекс. – Как поступил бы ты?

На этот вопрос у президента ответа не было. Тряхнув головой, он сграбастал бутылку «Джек Дэниелс», налил себе стопку и опрокинул одним духом, и не подумав угостить Джекса.

– Хрусти своей картошкой, – сказал тот. – Увидимся перед отъездом.

Когда Джекс ретировался обратно в задние комнаты, Ролли обнаружил, что Тор остался у стойки, вместо того чтобы вернуться на кухню.

– Хочешь что-то сказать?

Тор поглядел на дверь, за которой скрылся Джекс.

– Вообще-то нет. Он мне довольно симпатичен. Просто у меня до сих пор сохраняется ощущение, что в его версии о том, что стряслось с Джойсом вчера ночью, есть что-то подозрительное.

Взяв другую стопку, Ролли наполнил ее и двинул через стойку к Тору.

– У меня тоже. Но это только ощущение, и я не стану ворошить дерьмо с материнским чартером, опираясь только на эмоции. Дикость в том, что Джекс мне всегда нравился, вот только он какой-то не такой, как прежде.

Проглотив свое виски, Тор со стуком поставил стопку на стойку и утерся тыльной стороной ладони.

– А разве кто-то нынче такой же?

* * *

Когда Джекс целовал Тринити на прощание в аэропорту, кровь Олега еще оставалась у него под ногтями. Под душем он надраивался, как мог, но оттереть всю кровь так и не сумел.

– Олег спас мне жизнь, – проронил он.

Тринити явственно дрожала, превозмогая свое горе.

– Он был хорошим человеком.

– Был, – согласился Джекс.

– И теперь желание моей мамы исполнится.

– Она хотела вовсе не этого, – покачал головой Джекс.

– Слушай, ты, – сказала она, держа его ладони в своих, своими глазами, преисполненными скорби, глядя в его глаза. – Теперь будем поддерживать связь. Знаю, прежде это было бы нелепо по всяческим причинам. Но я могла бы свыкнуться с мыслью, что у меня есть брат.

Джекс улыбнулся.

– Будем держать связь, – пообещал он. – И начнем с того, что ты позвонишь мне и дашь знать, что добралась домой в порядке.

Их обтекал поток людей, большинство катили чемоданы на колесиках или коляски с детьми, не обращая внимания на островок, образованный Джексом, Тринити, Рыжим и Пыром. Под потолком раскатывались объявления. Пассажиры спешили к длинной очереди на проверку безопасности, разговаривая по мобильным телефонам и глядя на часы в тревоге, что могут опоздать на свои рейсы.

– Тебе пора, – заметил Джекс.

Улыбка Тринити напоминала надтреснутый фарфор – безупречная, чистая и красивая, но выдающая раскол, заделать который можно, но исцелить – никогда.

Она расцеловала Рыжего и Пыра – оба они негромко попрощались, – а затем обняла Джекса, и он крепко прижал ее, внезапно охваченный чувством вины. Если бы ему пришлось проделать все это сызнова, кровь Олега все равно была бы у него под ногтями. Да, он дал Морин Эшби обещание, но отправить Тринити домой нужно было не только поэтому. Останься она с Олегом – и лишь вопрос времени, когда она кончила бы смертью или стала разменной пешкой в каких-нибудь переговорах между русскими и САМКРО, а ни на тот, ни на другой риск Джекс идти не мог. Защищая Тринити, он заодно защищал и клуб.

– Скажи матери, что она мне задолжала, – как бы ради смеха, но на самом деле совершенно всерьез сказал Джекс.

– Передам, – ответила Тринити.

Рыжий держал новую сумку с парой смен одежды и кое-какими туалетными принадлежностями, все куплено перед самым приездом в аэропорт – только ради того, чтобы Тринити не привлекла слишком уж пристальное внимание службы безопасности. Ее пожитки захватила полиция, когда пожар в «Стране чудес» погасили. Иццо сделал клубу последнюю любезность, наложив руку на паспорт Тринити. Взяв протянутую Рыжим сумку, девушка накинула ремень на плечо. Все слова уже были сказаны. Она подняла руку в чем-то вроде прощального взмаха и встала в очередь. Джекс, Рыжий и Пыр подождали, пока она пройдет проверку и двинется в глубь терминала, скрывшись из виду. И лишь когда они уже больше ничем не могли поспособствовать, чтобы она наверняка села на рейс до Белфаста, повернулись и покинули аэропорт.

Хотя уже наступила ночь, дневной зной не рассеялся. И пока они шли к стоянке, где припарковали свои байки, воздух, сухой настолько, что слюна испарялась прямо на языке, буквально поджаривал их. Оседлав свой байк, Джекс кик-стартанул двигатель, и через считаные минуты они уже катили на северо-запад, пожирая милю за милей по ночной дороге, оставив огни Лас-Вегаса и содеянное позади. Джекс думал о Таре и своих мальчиках, и сердце его полнилось любовью, заставляя все поддавать газу. Он думал о матери, Клэе и хрупком балансе сил, который оставил в Чарминге. Они способны пройти через это, знал он. САМКРО выживет и со временем достигнет процветания.

Когда-нибудь мечта его отца поставить клуб на праведный путь – сбыть с рук весь уголовный бизнес – сбудется. Джекс возьмет Тару и мальчиков и начнет новую жизнь. И все это ждет его в Чарминге – мирное будущее, начало с чистого листа.

Олег спас ему жизнь – кровь под ногтями у Джекса принадлежала ему. Но у Джекса на руках и другая кровь – невидимая, но тем не менее. Кровь нелегких решений.

В дороге он гадал, что отец сказал бы о человеке, которым он стал. Этот вопрос не давал ему покоя.

Джекс прибавил скорость, рассекая на «харлее» пустыню, черную, как ночь, но уйти от своих призраков не мог. Они ехали вместе с ним.