Черный цветок - Ольга Денисова

С девочками было легко: и Цвета, и Клена слушали отца, раскрыв рот и запоминая каждое слово. Наверное, обе они старались, поэтому и учеба давалась им легко, без загвоздок и раздоров. Впрочем, Жмура невероятно тяготили эти занятия, и, если бы не покладистый характер дочерей, он бы и с ними быстро выходил из себя. С Есеней же каждый урок превращался в скандал.

Когда Жмур, достав азбуку из сундука, поворачивался, чтобы позвать сына, то частенько оказывалось, что тот уже исчез, испарился - сбежал. И, наверное, Жмур не сильно расстраивался: для него занятия с Есеней были невыносимы. Казалось пыткой вбивать в его башку, как складывать буквы в слоги, а потом в слова, повторять по двадцать раз одно и то же безо всякого толку!

Иногда улизнуть мальчишке не удавалось, и стоило Жмуру только достать азбуку и указать Есене пальцем на кухонный стол, тот сразу становился каким-то сникшим - сутулился и шел в кухню, спотыкаясь и шаркая. Тогда он боялся протестовать в открытую, был слишком мал, и, наверное, протест его выражался в полном непонимании того, что вдалбливал в него Жмур.

- Ну? - спрашивал Жмур, ткнув пальцем в какое-нибудь слово. - Читай!

- Добро, есть, люди… - уныло тянул Есеня.

- Ну? Что ты их перечисляешь? Добро и есть - что будет?

- Не знаю… - сын начинал упрямо поджимать губы.

- Я сто раз повторял, как это ты не знаешь? Ну, быстро вспоминай! Добро и есть!

- Я не помню! - Есеня недовольно поднимал глаза к потолку.

Жмур не сомневался, что мальчишка все отлично помнит, просто нарочно над ним издевается.

- Быстро, я сказал!

Сын угрюмо молчал, и по его лицу не было заметно, чтобы он что-то пытался вспомнить. Крепкий подзатыльник иногда помогал.

- Ну, «де»! - рычал Есеня.

- Ладно, дальше… - устало и злобно требовал Жмур, - люди и он.

- Лю.

- Почему «лю»?

- Ну ведь люди же…

- Люди и он! - Жмур со злостью тыкал пальцем Есене в лоб. - Люди и он!

- А… ну, «ло».

- И что вышло?

- «Ло» и вышло, - Есеня отворачивался и с тоской смотрел в окно.

- В книгу смотри! «Де» и «ло». Что получается?

- Дело, - сопел Есеня, делая ударение на последний слог.

- Да не «дело», а «дело», бестолочь! Дело! Дальше!

- Чего дальше-то? - Есеня снова отворачивался к окну.

- Следующее слово! Я сказал, в книгу смотри, а не по сторонам! - Жмур хватал его за волосы и тыкал носом в азбуку.

Сын глотал слезы и непослушным голосом продолжал:

- Добро, он, рцы, он…

- Куда? Добро и он, - Жмур хватался за голову: это невозможно! Он издевается! Он нарочно прикидывается дурачком, чтобы вывести отца из себя!

Есеня вздыхал и хлюпал носом.

- Ну? Добро и он!

- До?… - неуверенно выдавливал сын.

- Да, до, дальше!

- Что дальше?

- Рцы и он. Ну?

- Не помню…

Бывало, Жмур так здорово бил парня по затылку, что тот влетал лицом в стол, и у него из носа текла кровь. Наверное, именно этого волчонок и добивался, потому что Надёжа, обнимая ненаглядного сыночка, прикладывала ему лед к переносице и заставляла запрокидывать голову - какое после этого чтение! А Жмур - с больной головой - уходил в кузню и выливал злость в удары молотом по заготовке.

Счет мальчишка освоил сам. Если Жмур оставлял его одного над азбукой, тот немедленно залезал в ее конец, где десяток страниц посвящался арифметике, и вместо того, чтобы читать то, что велено, разбирался с плюсами, минусами и таблицей умножения. Просто чтобы досадить отцу - в этом можно было не сомневаться.

Жмур вспоминал свое раздражение и думал теперь, что если бы обходился с сыном помягче, обучение грамоте не стало бы для мальчика столь мучительным. Может, он плохо объяснял? Может, стоило превратить это в забаву, какой для него стала арифметика? А может, надо было заплатить за это кому-нибудь более спокойному и упорному, Жидяте, например? Жидята, несмотря на едкость, очень терпимо относился к людям, и особенно к детям. Наверное потому, что не имел своих.

Они уедут в Кобруч, и все наладится. Все станет лучше, чем прежде.

В начале ноября уже стояла настоящая зима, морозная и снежная, и Жмур думал: как теперь Есене живется в лесу? Успели вольные люди построить землянки? Ведь холода начались неожиданно… Как они приняли его мальчика? И как он, с его характером, смог с ними ужиться?

- Знаешь, - говорил Жмур Чаруше, - волнуюсь я. Он ведь такой, чуть что не по его - сразу в бутылку лезет. А вольные люди цацкаться не станут, не батька с мамкой. Что если плохо ему там живется?

- Я тоже боюсь, - Чаруша всегда вздыхала, как взрослая. - Ведь вольные люди со стражей дерутся. Вдруг его ранят? Или убьют?

- Никто его, малолетнего, в драку не пустит, конечно. А вот если он не приживется, если обижать его будут, он ведь уйдет. Это не в городе - побегал денек-другой и вернулся. А ну как побоится домой идти? Куда ему еще податься? Замерзнет в лесу, от голода умрет…

Но однажды в доме Жмура появился Жидята и развеял его страхи. Пришел днем, как раз когда Чаруша собиралась уходить. Жмур ее не отпустил.

- Принес поклон тебе от сына, - Жидята улыбнулся. - Полоз ко мне приходил. Ставь самовар, буду рассказывать.

Поклон! Вот как уважительно к отцу-то… Жмур сглотнул набежавшее волнение и радость. Может, понял наконец волчонок?

- Прижился твой оболтус, не переживай, - начал Жидята, усаживаясь за стол. - Полоз сказал, любят его вольные люди. Рубец особенно. И Хлыст со Щербой, он у них в шалаше жил. Гожа его как родного сыночка обихаживала. Месяц назад заболел - не выдержал на дожде без крыши над головой.

- Сильно заболел? - Чаруша прикрыла рот рукой.

- Да все уж прошло, здоровей нас будет.

Жмур вслушивался в знакомые имена и не мог поверить. Та жизнь, давно похороненная, исчезнувшая, жизнь, полная огня и красок… Жизнь, которая столько лет представлялась ему непонятной и ненужной! И его сын там, вместо него, словно двадцати лет и не было, словно мальчик появился на свет только для того, чтобы свершить несбывшееся, заменить Жмура, стать на его место. Или повторить судьбу отца?

Жидята рассказывал долго - наверняка Полоз столько наговорить не успел. Но Жмур верил. Как он мог сомневаться? Конечно, вольные люди должны были полюбить его волчонка - веселого, доброго мальчика, - как же могло быть иначе? И в обиду он себя никому не давал, и там не даст!

- Теперь Полоз его с собой взял, в Урдию они пошли. Проходили мимо дома, Полоз ко мне и заглянул. Через месяц должны вернуться.

Есеня проснулся, когда давно стемнело, и блаженно потянулся на широкой кровати. Вставать не хотелось, зато очень хотелось есть. Полоза не было, но на столе горела лампа, и около нее Есеня увидел новую шапку, дорогую, соболью, а в углу - их котомки. С одеялами, с хлебом и солониной. Эх, где же они были три дня назад!