Порочные намерения - Лидия Джойс

Томас опять взорвался:

— С какой это стати вы говорили с моим отцом?

— Я не говорила, — слишком быстро ответила она. — Точнее, это он заговорил со мной, искал меня, а не наоборот. Он хотел, чтобы я сказала вам…

Он провел рукой по волосам.

— Вы не нужны ему, чтобы выступать посланцем. Если бы он хотел, чтобы я узнал что-то, он сказал бы мне, а не послал бы какую-то спиритку с рассказом, который она может повернуть как ей захочется. Как вы думаете, что вы получите, дискредитируя Олтуэйта? Или вы просто стремитесь отомстить ему?

Она смотрела на него некоторое время, безжизненно опустив руки.

— Вы правы. Я действительно лгала вам насчет рассказа вашей матери. Вы сказали, что я должна получить ответы к тому дню, когда мы снова увидимся с вами, но полного ответа у меня не было, только часть. Поэтому я выдумала остальное. Я не посмела поступить иначе. Я могла бы сказать вам, что мне очень жаль, но чего вы ожидали от меня?

Он усмехнулся:

— Я ожидал в точности того, что вы и сделали, если бы я остановился хотя бы на мгновение и подумал об этом.

— Да. И теперь этого нельзя никак изменить. Я понимаю это, хотя я искренне пыталась — пыталась рассказать вам то, что недавно узнала.

Она подошла к столу и опустила вуаль, закуталась в накидку и завязала ленты шляпы. Казалось, что она вполне владеет собой, если не считать дрожащих рук. Из-за чего ей пришлось дважды завязывать ленты бантом. При виде этого сердце у Томаса сжалось, но он заставил себя не двигаться. Эта реакция могла быть фальшивой, как и все в ней. Или она могла быть искренней. Это вряд ли имело значение, потому что теперь он уже никоим образом не мог отделить одно от другого.

Она шагнула к двери и на мгновение подняла вуаль, накинув ее на поля шляпы. Ее светло-зеленые глаза внимательно посмотрели ему в лицо, словно пытались запомнить каждую его черту.

— Когда я поклялась своей жизнью, что помогу вам, я не лгала, — тихо проговорила она. — Я понимаю, вы никогда мне не поверите. Но я говорила правду.

Она хотела пройти мимо него, к двери, она уже подняла руку к вуали. Но Томас с рычанием притянул ее к себе, обнял, в последний раз завладел ее губами. Она прижалась к нему, и у ее поцелуя был вкус безнадежности. Ее губы раскрылись под его губами, тело ее прижалось к нему так плотно, что у него заболела грудь. Она раздвинула губы навстречу ему, навстречу его вторжению, и он не мог этого выдержать.

Он оторвался от нее с такой силой, что она слегка покачнулась. Обретя равновесие, она посмотрела на него. Глаза у нее были мертвые.

— До свидания, Томас, — прошептала она.

— Для вас я не Томас, — сказал он, слова эти резали его по живому.

— До свидания, — повторила она.

— Я не позволю вам этого сделать, — сказал он. — Я не позволю вам превратить смерть моего брата в средство осуществления мести.

Глаза у нее стали еще более пустыми. Она наклонила голову то ли в знак согласия, то ли просто для того, чтобы легче было снова опустить вуаль, он не понял. Она открыла дверь и бросилась из квартиры, шелестя шелками и оставив после себя запах духов.

Томас прислонился к стене, чувствуя себя выжатым, словно тряпка. Мозг его вопреки воле стремительно пересматривал каждое мгновение, которое они провели вместе. Он отбросил все внешнее — мягкость, ранимость, желание, экстаз, сорвал все, кроме ее слов. Оставшийся после этого рисунок был таким ужасным, что ему стало тошно.

Именно она предложила выяснить причину смерти его брата, именно она дразнила его, обещая всевозможные откровения, пока он не успокоился и не дал тем самым ей в руки узду, на которой держал своего демона.

Неужели она все это спланировала заранее? Она могла обдумывать этот план месяцами, выжидая, пока он не клюнет на ее приманку. И он клюнул — заглотнул так, что крючок зацепился за самое нутро. Она воспользовалась его отчуждением от семьи, чтобы соткать свой безукоризненный замысел. Лорд Варкур, одержимый прошлым, стал орудием в ее руках против ее единокровного брата — если Олтуэйт на самом деле был таковым. К тому времени когда Томас узнал бы правду, могло быть уже слишком поздно.

А она, что она получит от всего этого, кроме отмщения? Месть — довольно мощный мотив, он это понимал. Но все выглядит сущим пустяком, если никак не влияет на будущее.

Неужели Эммелина настолько слепа? Настолько одержима? В последние дни он сам был достаточно близок к этому. Впрочем, хотя она и была, без сомнения, охвачена своей идеей, Томас не ощущал мучительной одержимости, которая могла бы довести ее до самоуничтожения.

Он не, знал, что она задумала, но твердо решил, что его семья и ее прошлое не будут в этом участвовать.

Эм стояла неподвижно в парадном холле Гамильтон-Хауса, протягивая лакею свою накидку, которую забыла надеть и которая висела у нее на руке. Снова раздался голос, плывущий вниз по лестнице:

— Я не могу не полагать, что вы совершаете большую ошибку. Я очень прошу вас хорошенько все обдумать. Если на вашем вечере произойдет что-либо неподобающее, это окажет неблагоприятное воздействие на заключительное голосование по законопроекту Эмхерста, которое состоится на следующей неделе.

Лорд Варкур. Его голос резанул как нож. Эммелина с усилием очнулась, отдала лакею накидку, а потом шляпу и перчатки. Зачем он оказался здесь сейчас?

Ответа она не услышала, как и смысла следующих слов Варкура. Впрочем, сквозивший в них оттенок отчаяния был вполне различим. Эм напомнила себе, что это не его дом, пока жив старый граф.

— Где леди Гамильтон? — спросила она у горничной, которая должна была проводить ее к графине.

Девушка с опаской взглянула наверх.

— Наверху, мэм, — сказала она, не двигаясь с места, хотя и поняла, что ее торопят.

— Она принимает? — продолжала Эм.

— Для вас она всегда дома, мэм, — ответила горничная, словно повторяя указания, заботливо произнесенные некоторое время назад.

Эм успокоилась. Варкур, кажется, не добился от матери решительно ничего.

— Будьте любезны, идите за мной, мэм, — сказала горничная и явно неохотно начала подниматься по лестнице.

Эм скрывала свою нерешительность, держа голову высоко, а спину — прямо. Ей еще меньше, чем горничной, хотелось встретиться с лордом Варкуром. Служанка с излишней торопливостью привела ее в гостиную в личных апартаментах леди Гамильтон, голоса Варкура и его матери звучали все громче по мере того, как они приближались. Дверь была полуоткрыта. Горничная вежливо постучала, прежде чем перевести дух и открыть дверь пошире.

— Мадам Эсмеральда, мэм, — пискнула девушка, порывисто сделав реверанс. Бросив взгляд широко раскрытых глаз на лорда Варкура, она повернулась и пробежала мимо Эм в коридор.

Эм подумала, не следует ли и ей тоже ретироваться. Она окинула взглядом комнату, и у нее упало сердце.