Если башмачок подойдет... - Оливия Дрейк

Хозяйка лавки помогла ей подобрать пуговицы и нитки, ленты и кружева. К тому времени как Аннабелл закончила, в ее сбережениях образовалась значительная брешь. Казалось ужасающе расточительным потратить так много на платье, которое ей придется надеть скорее всего только один раз. И все же она решилась на это, желая быть одетой так же прекрасно, как остальные леди на этом балу. И чтобы лорд Саймон заметил ее…

Она резко отбросила эту опасную мысль. Пока хозяйка заворачивала покупки, Аннабелл прохаживалась по лавке, рассматривая другие товары. Разложенные на прилавке шали привлекли ее внимание. Особенно одна, из кремовой мериносовой шерсти, такая тонкая, что казалась почти прозрачной. Девушка пропустила воздушную ткань сквозь пальцы. Если бы шаль не была такой непрактичной, она бы прекрасно смотрелась с ее бальным платьем…

Колокольчик над дверью звякнул. При звуке мужских шагов Аннабелл ощутила легкое стеснение в груди и опустила шаль назад на прилавок. Даже не глядя, она знала, кто стоял позади нее. Тем не менее она оглянулась через плечо и увидела лорда Саймона, остановившегося в дверях, и Николаса рядом с ним.

Хозяйка лавки просияла и широко улыбнулась:

– Милорд, какая честь для нас. Не желаете ли присесть?

– В этом нет необходимости, миссис Литтлджон. Как поживают ваши внуки?

– Слишком быстро растут, – сказала она со смехом. – Как и наш юный герцог. Какой же он замечательный, прекрасный мальчик!

Хозяйка протянула Аннабелл перевязанный бечевкой сверток, но лорд Саймон, не говоря ни слова, взял его у нее. Когда он придержал дверь и девушка первая вышла на улицу, она уже поняла по его холодному виду, что он все еще раздражен.

Ну и пусть злится. Она имела полное право отправиться в село в свое свободное время – и разговаривать с кем захочется. Их размолвка может даже пойти ей на пользу. Возможно, он будет теперь держаться в стороне и потеряет к ней интерес. Наверное, это было бы в порядке вещей.

– Мисс Куинн, подождите, пока я вам что-то скажу. – Николас потянул ее за руку. – Дядя Саймон купил мне два пирожных.

Она улыбнулась, глядя на его милое личико, освещенное солнцем.

– Позвольте мне угадать каких. Должно быть, шоколадных в сахарной пудре.

– Откуда вы знаете?

– Улики остались вокруг ваших губ. – Она протянула ему свой носовой платок. – Вот, держите, вытрите рот, пожалуйста.

Пока он занялся этим, она заметила, что лорд Саймон ведет их к своей коляске.

– Наш кучер ждет нас возле «Медной лопаты», – сказала она.

– Уже не ждет.

Значит, он приказал отправить карету назад в замок. Учитывая его дурное настроение, Аннабелл никак не могла взять в толк, почему он решил самолично везти их домой. Ничего не объясняя, он помог ей взобраться на высокое сиденье. А она и не собиралась ни о чем спрашивать.

Николас, как обезьянка, забрался в коляску с другой стороны и уселся на дальнем конце.

– Можно, я буду сидеть здесь? – спросил он. – Я ничего не увижу, если усядусь между вами.

– Как вам будет угодно, – ответил лорд Саймон, укладывая сверток в коляску.

Он присоединился к ним, и Аннабелл, к ее величайшей досаде, обнаружила, что сидит посередине, слишком близко к нему. Их руки и ноги соприкасались, хотя девушка старалась по возможности избежать контакта. Судя по хмурому выражению лица лорда Саймона, он тоже был далеко не в восторге. Щелкнув вожжами, он направил пару холеных гнедых на извилистую дорогу, ведущую из селения к замку.

Аннабелл не спускала глаз с Николаса, хотя остро ощущала присутствие мужчины рядом. Прохладный ветерок и яркое солнце над головой должны бы были поднять ей настроение – если бы не угрюмый вид лорда Саймона.

– Почему вы выехали сегодня в коляске? – спросила она.

– Нужно было нанести ответный визит.

Эта новость неприятно поразила ее.

– А-а. Вы возили леди Луизу на прогулку?

Он бросил на нее загадочный взгляд.

– Так случилось.

Эту горькую пилюлю ей пришлось проглотить. Она рада, твердо сказала себе Аннабелл. Рада, потому что это послужит необходимым напоминанием, что он для нее недосягаем. Если он все еще питает к ней вообще какой-либо интерес, то только с одной-единственной целью – той, что не имеет ничего общего с женитьбой.

Брачные обеты он прибережет для леди из своего мира.

Несмотря на комок, подкативший к горлу, она сумела сохранить выражение лица спокойным. Сейчас не время разбираться в своих запутанных чувствах. Если он предпочитает молчать, тогда и она поступит точно так же.

В конце концов, день был прекрасный, деревья на лесистых склонах пестрели красными и золотыми листьями. Коляска катилась мимо живописных ферм и зеленых пастбищ, уютно расположившихся среди холмов. За каждым поворотом дороги их ждало новое зрелище, и Николас радостно вскрикивал, был ли то ястреб, круживший в голубом небе, или собака, загонявшая жирную овцу назад в стадо.

Пока мальчик был занят созерцанием окрестностей, лорд Саймон произнес тихим раздраженным голосом, предназначенным только для ее ушей:

– Я хочу, чтобы вы держались подальше от мистера Тремейна.

Она резко вскинула голову и взглянула на него. Он смотрел на нее в упор, сжав губы в тонкую линию, буравя ее пронзительным взглядом. Хаотический вихрь чувств в ее душе скрутился тугим узлом, вызывая гнев.

– Мне не дозволено ни с кем водить знакомство, милорд?

Он плотно сжал челюсти и отвел взгляд снова на дорогу.

– Этого я не говорил. Но только не с ним.

– Безо всяких объяснений?

– Вы действительно так наивны? – пробормотал он себе под нос. – Бездельник имеет на вас виды.

Наивна! Может, лорд Саймон и лучше знает жизнь, но это не значит, что она полная тупица.

– А у вас нет на меня видов? – сердито прошептала она. – Или я серьезно ошибаюсь относительно ваших намерений?

Он бросил на нее короткий пристальный взгляд, и она почти пожалела, что не может взять свои слова обратно. Силы небесные. Ей следовало прикусить язык. Что, если она жестоко ошиблась, думая, что он желает ее? Что, если он пригласил ее на бал только из обычной любезности?

Нет, она не ошиблась. Накануне днем в библиотеке он просто излучал вожделение, от пылкого взгляда до ласкового прикосновения ладоней. На губах его играла нечестивая улыбка, обещавшая что-то порочное и изумительное, если только она уступит ему.

Однако теперь его лицо казалось высеченным из гранита. Он хмуро смотрел вперед на дорогу и крепко сжимал в руках вожжи, направляя лошадей по склону холма. Комок в горле Аннабелл уплотнился. Горькая правда состояла в том, что он не испытывает к ней интереса как к женщине. Да и разве могло быть иначе? Ей хотелось думать, что, возможно, – только возможно! – он страдает от той же безумной бури эмоций, что и она. Что каким-то чудом он без памяти влюбился в нее и его чувства достаточно сильны, чтобы преодолеть классовые барьеры. Почему, ну почему она такая дура? Ну как же можно так рассуждать?