Пари на красавицу - Ирина Муравская

Да. Считайте меня маленьким троллем, но я не могу не поиздеваться немного над ним. Просто если он рассчитывал, что я такая вся поплыву от счастья после его заявления, и мы поедем прямиком к нему… То обломись, родной. Не с той связался.

Поэтому готова к любому ответу. Уже даже составила целый список в голове дерзких пикировочек, начиная с: "А в чём дело? Я тебе нравлюсь, но пажом моим быть не хочешь?" и закачивая: "Не устраивает? Я нарисую стрелочки, чтоб ты не заблудился, ища выход".

— Лучшее, что у меня было.

Открытый рот закрывается так и не произнося ни звука. Ладно. К любому, но не к такому.

— Шутишь?

— Ты бы только предупредила, что мы тут задержимся, заехали бы перекусить чего взять на вынос. А то я только обедал.

Кто ещё кого троллит.

— Глеб, карты на стол. Ты со мной играешь?

— Опять двадцать пять? — устало вздыхает он. — Что ещё нужно сделать, чтобы ты мне поверила?

— Не знаю… Просто я знаю тебя. Все знают.

— Знают, что? Что я… как ты там меня назвала? Пробл*душка?

— Ой, вот только не строй из себя обиженку. Будто это не так.

— Ну, разумеется, так, — психанул. По висящему на руле шлему раздражённо прилетел кулак. — Я же каждую вторую посвящаю в семейные секреты! А молчат они видимо потому, что у них рот другим занят. Следуя твоей логике странно, что джинсы на мне вообще когда-либо одеты.

Окутанный мягким светом фонаря, Воронцов сидит на чуть скособоченном мотоцикле, перекинув ногу через сидение. Как никогда близкий дрогнувшему сердечку и, твою мать, такой привлекательный. В этой своей расстёгнутой на верхние пуговички рубашечке, с небрежным хаосом на голове. А эти скулы? А взгляд? А-а-а! Ну нельзя так. Надо на законодательном уровне запретить быть таким симпатичным! Это не просто удар ниже пояса, это безжалостные пинки по лежачему!

Секунда, пять, десять… Решение принимается. Нет. Решение уже принято. Ещё в ту ночь, когда он заявился ко мне пьяным. Последнюю неделю я лишь тешила иллюзии, что могу хоть что-то контролировать. Но на самом деле я не могу н и ч е г о. Потому что давно и беспросветно влипла.

Молча сажусь напротив, зеркально отражая позу Воронцова. Байк проседает от двойного веса, но выставленная подпорка выдерживает, а на меня непонимающе смотрят, вопросительно изогнув мохнатые брови. Как бы говоря: давай, чего уж, стреляй наповал своими очередными пизд*ц какими вескими аргументами. Вот только у меня их нет. Больше крыть нечем. Карт тоже не осталось. Как и желания сопротивляться.

— Чего пялишься, сволочь ты мажорская? — вздыхаю я. — Ликуй. Ты победил.

Как там говорят? С богом? Была — не была? Кто не рискует, тот… Короче, нефиг опять размусоливать. Не давая себе времени передумать, обнимаю его лицо ладонями и целую.

Глеб

Целует.

Это победа.

Прямо оху*нная такая победа.

Круче, чем я представлял. В сотни раз круче.

С силой впиваюсь в женские бёдра, рывком притягивая Мальвину к себе. Наши тела соприкасаются с глухим стуком, от чего из неё вырывается протяжный стон с придыхом. Такой сладкий и сводящий с ума. Сдерживаться нет сил. Каждый нерв точно оголённый провод. Так горячо, что хочется хрипеть. С жадностью мну мягкие, податливые как никогда губы, врываюсь языком в её рот и что самое оху*нное — получаю ответ. Это стоило потраченных усилий, воздержания и времени. Это стоило всего.

Мои руки давно у неё под худи, выводят магические символы по обнажённой коже. Хочу чувствовать её всю. Везде. Касаться, ласкать, целовать… От накрывшего возбуждения вскипает кровь. Каменный стояк упирается в дрожащее в нетерпении тело и пульсирует, желая большего. Покровская чувствует это, трётся об него и, бл***, если сейчас же не прекратит дразнить, слово даю, я тр*хну её прямо здесь. Хочу её до одури. Никого, наверное, так сильно никогда не хотел.

— Мальвина, — рычу приглушённо, легонько кусая её за пульсирующую нижнюю губу и оттягивая вниз, за что зарабатываю балл в качестве нового сладостного стона. — Ещё немного, и я за себя не отвечаю…

Просто предупреждаю. Чтобы потом на меня не начали орать, что я озабоченный маньяк. Хотя в чём-то она будет права. Так-то мне не западло заняться сексом в заброшке, а вот Праше такая перспектива явно не по вкусу, потому что, к моему превеликому разочарованию, всё заканчивается.

Заторможено, словно в ступоре, она пятится назад. Сидит и смотрит на меня офигевшими широко распахнутыми глазами. Сама в шоке. Вся раскрасневшаяся, грудь тяжело вздымается, ноздри раздуваются, губы припухшие. Никогда ещё Покровская не была более привлекательной, чем сейчас.

— Ого… — смешно выдыхает она, неумело присвистывая. — Ладно, теперь понимаю, почему девки на тебя так вешаются. Целуешься ты… прилично.

— Прилично? — хмыкаю я. — Что ж, спасибо за такую лестную оценку. Давно б уже попробовала, если бы не ломалась.

— Когда? — кривятся в ответ. — Когда ты подошёл ко мне со своим дешёвым подкатом?

Она про день нашего знакомства?

— А что я тогда сказал? Я, если честно, не помню.

— Что сказал? "Эй, красотка. Это кто тебя в краску окунул? Пошли, помогу отмыться", — уперев руки в бока спародировала Мальвина мужской голос. Непохоже, но смешно.

Хм…

— Теперь понятно, почему ты меня отшила, — ласково очерчиваю контуры её лица, стараясь запомнить каждую веснушку. — Подкат реально дерьмовый. Я, видимо, тогда уже был прибуханый.

— Тогда ты был редкостным дебилом, который за один вечер успел оприходовать троих.

Ловлю выпавшую из хвостика бирюзовую прядь и, как пружинку, накручиваю на палец.

— Одновременно или по очереди? — на полном серьёзе интересуюсь я, потому что реально не помню того дня. Прошлая осень выдалась тяжёлой на события, вот меня и несло туда, куда и господин Сусанин не захаживал. Одним бухлом дело не обходилось. Травка тоже присутствовала в рационе. За неё тогда я, кстати, и загремел впервые в обезьянник, где после стал частым гостем.

Меня хмуро шлёпают по руке, заставляя выпустить волосы.

— Свечку не держала, знаешь ли. И, как мне думается, твои одноразовые перепихоны на данный момент не лучшая тема для обсуждения. А то я вот настолько… — мне наглядно показывают жестом "чуть-чуть". — В шаге от того, чтобы передумать и не связываться с тобой.

— Я тебе передумаю! — тянусь к ней за новой порцией поцелуев, но мои губы ловят в полете. И совсем не так, как мне того бы хотелось.

— Ути божечки, какая милая уточка, — умиляется Мальвина, хихикая.

— Хочу ещё… — жалобно корчу моську. — Всего один чмок.

Какой там. Мы оба прекрасно понимаем, что на одном поцелуе дело не закончится. И твою мать, как же сильно я этого хочу…