Царь и царица - Владимир Хрусталев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако согласие императрицы Марии Федоровны на брак сына с любимой им девушкой, по-видимому, не изменило ее внутреннего отношения к будущей своей невестке. То обстоятельство, что принцесса Гессенская прибыла в Россию и вступила в состав русской Императорской семьи в скорбные дни последних недель жизни тяжело страждущего Александра III, вероятно, еще более отдалило Марию Федоровну от ее заместительницы на роли царствующей Государыни.
Отчуждению царицы от петербургского общества значительно содействовала внешняя холодность ее обращения и отсутствие у нее внешней приветливости. Происходила эта холодность, по-видимому, преимущественно от присущей Александре Федоровне необыкновенной застенчивости и испытываемого ею смущения при общении с незнакомыми людьми. Смущение это препятствовало установлению ею простых, непринужденных отношений с лицами, ей представлявшимися, в том числе с так называемыми городскими дамами, а те разносили по городу анекдоты про ее холодность и неприступность.
Надо сказать, что петербургское общество было в этом отношении избаловано с давних пор. Русские императрицы исконно отличались очаровательной любезностью и простотой. Императрица Мария Федоровна обладала чарующей приветливостью и умением сказать каждому ласковое слово. Пробыв в России многие годы на положении супруги наследника престола, она в совершенстве усвоила приемы непринужденного, но одновременно царственного ласково-любезного обращения, причем за это время успела вполне ознакомиться со всем личным составом бюрократического и светского Петербурга. Поэтому во время приемов она знала, о чем говорить с представлявшимся ей, знала, что интересует каждого ее собеседника, положение и родство которого ей были неизменно известны. В результате получалось впечатление, что императрица сама интересуется лицом ей представлявшимся или хотя бы его близкими.
В ином положении очутилась Александра Федоровна. Она оказалась в Петербурге, как в лесу, и, надо сказать правду, не приложила никаких усилий к тому, чтобы разобраться в нем и приобрести симпатии общества. Так, на всех парадных вечерах и приемах Мария Федоровна обходила собравшихся и продолжительно с ними беседовала, а Александра Федоровна ограничивалась разговорами с приближенными и стремилась скорее удалиться во внутренние покои.
Обстоятельство это обратило на себя внимание общества. Отзвук этого имеется в дневнике того же ст[атс]-секретаря Половцова. Под 6-м мая 1902 г. там записано: «После завтрака (во дворце по случаю царских именин) обыкновенный cercle[27], совершаемый Марией Федоровной в назидание молодых величеств, остающихся в углах и разговаривающих лишь с двумя-тремя приближенными…»
Внешняя холодность Александры Федоровны неизменно приписывалась будто бы присущей ей надменности. Между тем именно надменности у нее не было. Было у нее сильно развитое чувство собственного царского достоинства и немалая доза почти болезненно щепетильного самолюбия, но надменность ей была совершенно чужда.
В домашней обстановке она, наоборот, отличалась чрезвычайной простотой и к людям, находившимся в ее личном услужении, относилась с необыкновенной внимательностью и даже лаской. Так, няня наследника, М.И. Вешнякова{249}, которую в царской семье звали Меричкой, отзывалась о Государыне не иначе, как о святой женщине, заботливо входящей в нужды всех лиц, непосредственно ее окружающих. В письмах императрицы также проглядывает эта черта. Она печется о здоровье придворных служащих и даже пишет о них Государю.
Затрудняло сближение Александры Федоровны с петербургским обществом и отсутствие у нее точек близкого с ним соприкосновения. Благодаря тому, что вдовствующая Государыня по-прежнему оставалась во главе обширного ведомства учреждений императрицы Марии (женское воспитание), а также сохранила за собой главенствующую роль в делах Российского общества Красного Креста, молодая императрица оказалась вне круга обычной деятельности русских цариц.
В течение продолжительного времени она была лишена возможности применить свою кипучую энергию, удовлетворить свою жажду живого дела. У нее не было поводов и возможности войти в более близкое соприкосновение с лицами, не принадлежащими к ограниченному кругу приближенных ко двору.
Впрочем, по отношению к обществу Александра Федоровна, по-видимому, и принципиально считала нужным держаться на почве строгого придворного этикета, неукоснительное соблюдение которого было обязательным во всех маленьких немецких княжествах.
В этих княжествах, в том числе и в княжестве Гессенском, княжеская власть, раздавленная прусским владычеством, была только призрачной, и соблюдение этикета оставалось единственным способом сохранения за владетельным домом некоторого внешнего престижа.
Этим с детства привычным традициям следовала Александра Федоровна и в России. Но они не всегда соответствовали обычаям русского двора и вызывали нарекания. Так, например, императрица Александра Федоровна представлявшимся ей дамам, в том числе и пожилым, протягивала руку для целования прямо к губам, что у многих порождало возмущение. Недовольные говорили: «Императрица Мария Федоровна, пользующаяся всеобщими симпатиями, неизменно старается, невзирая на свой возраст, не допускать дам до целования своей руки, а вчерашняя принцесса захудалого немецкого княжества, где даже умерших хоронят стоя, иначе они окажутся за пределами своей родины, демонстративно на этом настаивает».
С годами эта смущенность, охватывавшая Александру Федоровну при приеме ею незнакомых или малознакомых ей лиц, не только не исчезла, а, наоборот, усилилась, и по мере того как Государыня все больше приходила к убеждению, что она окружена враждебно настроенными к ней людьми, ее манера обращения с посторонними действительно могла производить впечатление отталкивающей надменности. Так, осенью 1915 г. во дворец прибыла депутация от Св. Синода, привезшая Государыне благословенную грамоту за ее деятельность на пользу раненых; Государыня была столь смущена, что заявила о невозможности для нее выйти к прибывшим архипастырям, так как чувствует, что горловая спазма лишит ее способности промолвить хотя бы несколько слов. Надо было употребить много усилий, чтобы убедить ее выйти к иерархам Церкви, причем маленький наследник принимал в этих уговорах очень деятельное участие. Понятно, что прием, оказанный Государыней при таких условиях, отличался натянутостью и холодностью!
Не привлекала к тому же симпатий и наружность Государыни. В красивых, правильных чертах ее лица, определенно германского типа, не сказывалась порывистая страстность ее натуры, в них отражалась величавая флегматичность. Впрочем, с годами и на этом лице можно было заметить перемену: опущенные углы рта, – вероятно, следствие пережитых разочарований в людях и накопившейся в душе горечи, – сообщили чертам императрицы еще большую холодность и даже оттенок презрительности.