Леопард охотится в темноте - Уилбур Смит

— К счастью, к этому можно не прибегать. Выбор за вами.

Питер перекатывал стек в ладонях. Крейг вдруг осознал, что не может отвести глаз от рук Питера. Ладони и внутренние поверхности Сильных пальцев были нежно-розовыми.

— Я полагаю, что вы были не более чем жертвами обмана ваших империалистических хозяев. — Питер снова улыбнулся. — Я отпущу вас.

Они оба не сводили с него глаз.

— Конечно, вы мне не верите, но я действительно намерен так поступить. Лично мне вы оба очень нравитесь. Я не испытаю особого удовольствия, увидев вас на виселице. Вы оба являетесь одаренными художниками, и уничтожить такой талант было бы непростительно. Кроме того, с этого момента вы не представляете никакой опасности.

Они молчали, надежда появилась, но они не верили в нее, считая частью коварной игры.

— Я готов сделать вам предложение. Если вы чистосердечно во всем признаетесь, безо всяких предварительных условий, я провожу вас до границы, разрешу взять все необходимые документы, некоторые вещи, не занимающие много места, ценности, которые вы решите с собой взять. Там я освобожу вас, чтобы вы не доставляли неприятностей ни мне, ни моему народу.

Он ждал с улыбкой на губах, и стек постукивал по столу с равномерностью капель из протекающего крана. Это отвлекало Крейга. Он не мог размышлять логически. Все происходило слишком быстро. Питер Фунгабера не давал ему возможности сосредоточиться, все время меняя направление разговора и тактику. Ему необходимо было время, чтобы вернуть способность мыслить ясно и логически.

— Признание? — спросил он. — Какого рода? Одно из ваших представлений перед судом народа? Публичное унижение?

— Нет, не думаю, что дело зайдет так далеко, — заверил его Питер Фунгабера. — Мне потребуется только письменное признание, касающееся ваших преступлений и козней ваших хозяев. Признание будет надлежащим образом заверено, а потом вас проводят до границы и вы будете освобождены. Все честно, просто и, если позволите сказать, цивилизованно и гуманно.

— Вы, конечно, уже приготовили признание, и мне остается только подписать его, — с горечью произнес Крейг, и Питер Фунгабера хмыкнул.

— Вы весьма проницательны. — Он выбрал один из документов. — Вот признание. Следует только внести дату и подписать.

Даже Крейг был поражен.

— Вы уже отпечатали его?

Он не услышал ответа, и капитан Ндеби передал ему документ.

— Прочтите его, мистер Меллоу.

Крейг взял в руки три листа формата писчей бумаги, большая часть которых была заполнена разоблачениями «империалистических хозяев» и истерическими крайне левыми лозунгами. Но во всей этой путанице были приведены твердые факты, по которым обвинялся Крейг.

Он внимательно прочел документ, пытаясь заставить свой оцепеневший ум функционировать правильно, но текст казался каким-то фантастическим и нереальным, совершенно не касавшимся его лично, пока он не увидел слова, заставившие его очнуться окончательно. Слова были такими знакомыми, так хорошо запомнившимися, они жгли его мозг как концентрированная кислота.

«Я полностью признаю, что своими действиями доказал, что являюсь врагом государства и народа Зимбабве».

Именно такие слова он видел в подписанном им раньше документе, и он вдруг понял весь смысл происходящего.

— «Кинг Линн», — прошептал он и поднял взгляд от документа на Питера Фунгаберу. — В этом все дело. Тебе нужен «Кинг Линн».

Тишину в комнате нарушало только похлопывание стека по столу. Питер Фунгабера не сбился с ритма и по-прежнему улыбался.

— Ты все просчитал с самого начала. Гарантия кредита — ты специально ввел этот пункт.

Оцепенелость и вялость исчезли, их начала сменять ярость. Он бросил признание на пол. Капитан Ндеби поднял его и замер, как-то неловко держа документ в обеих руках. Крейг почувствовал, что его трясет от ярости. Он сделал шаг к сидевшей за столом элегантной фигуре, вытянув вперед руки, но высокий сержант преградил ему путь стволом винтовки.

— Грязная свинья! — прошипел Крейг, и на его нижней губе появилась пена. — Я требую присутствия полиции. Я требую защиты закона.

— Мистер Меллоу, — спокойно произнес Питер Фунгабера, — в Матабелеленде закон — это я. И именно моя защита вам предлагается.

— Я не сделаю этого. Я не подпишу этот кусок дерьма. Лучше я попаду в ад.

— Это можно устроить, — задумчиво произнес Питер Фунгабера и добавил убедительно: — Я призываю вас перестать паясничать и склонить голову перед неизбежным. Подпишите документ, и мы сможем избежать дальнейшей мерзости.

Грубые слова уже готовы были слететь с губ Крейга, но он заставил себя не произносить их, чтобы не потерять собственного достоинства в присутствии таких людей.

— Нет, — сказал он. — Я никогда не подпишу этот документ. Тебе придется убить меня.

— Даю вам последний шанс передумать.

— Нет. Никогда!

Питер Фунгабера повернулся к высокому сержанту.

— Я отдаю вам женщину, — сказал он. — Ты будешь первым, потом твои люди, по очереди, пока не пройдут все. Здесь, в этой комнате, на этом столе.

— Господи, ты не можешь быть человеком, — выпалил Крейг и попытался удержать Сэлли-Энн, но десантники схватили его и отшвырнули к стене. Один из них лишил его возможности что-либо сделать, приставив к горлу штык.

Второй вывернул Сэлли-Энн руку за спину и подвел к высокому сержанту. Она начала вырываться, но десантник поднял ее так, что только носки ее кроссовок касались каменного пола, а лицо исказилось от боли.

Сержант вел себя совершенно равнодушно, он не смотрел на нее плотоядно, не делал никаких непристойных жестов. Он просто схватил футболку Сэлли-Энн и дернул, разорвав от воротника до талии. Все увидели ее белые и нежные груди с розовыми, казавшимися очень чувствительными и ранимыми сосками.

— У меня сто пятьдесят человек, — заметил Питер Фунгабера. — Это займет какое-то время.

Сержант вставил большие пальцы за пояс шорт и дернул вниз. Шорты упали вниз. Крейг дернулся вперед, но острие штыка пронзило кожу на горле. Кровь потекла за ворот его рубашки. Сэлли-Энн пыталась закрыть свободной рукой темный треугольник между ног. Это была трогательно безрезультатная попытка.

— Я знаю, насколько яростно даже такие так называемые белые либералы, как вы, возмущаются при одной мысли о том, что черная плоть может проникнуть в их женщину. — Питер говорил совершенно спокойно. — Интересно будет узнать, сколько раз вы позволите этому случиться.

Сержант и десантник подняли Сэлли-Энн и положили ее спиной на обеденной стол. Сержант снял с ее ног шелковые шорты, но кроссовки оставил, также как и остатки футболки на груди.

Он подняли ее колени к груди и потом резко отпустил их вниз, заправив в подмышки. Они явно часто делали такую операцию раньше. Сэлли-Энн была согнута вдвое, широко открыта и абсолютно беззащитна. Любой мужчина в комнате мог посмотреть в тайные глубины ее тела. Сержант стал расстегивать ремень форменных брюк.