Сарыкамыш. Пуля для императора - Рафаэль Миргалиевич Тимошев

Бросок ротмистра был молниеносен — в долю секунды рука вонзилась в ворот халата и, как когда-то в двуколке, подтянула вихрастую голову Оржан-ского к лицу.

— Ты понимаешь, дуралей, что я тебя спрашиваю? Кто… этот… поручик?

В другой обстановке сотник одним бы ударом свалил обезумевшего ротмистра, но все произошло так быстро, а его безумие явилось столь неожиданно, что Оржанский оробел. Едва двигая языком, он прошептал:

— Баков… Поручик Баков… У него играли всегда, сосед Волчанова… А что случилось-то?

Рука ротмистра разжалась. Он вскочил. Глядя куда-то поверх головы казака, прошептал:

— Баков… Конечно же, Баков…

И уже громко:

— Который час?

Оржанский, с изумлением наблюдавший за ним, оттянул ворот мятого халата:

— Часов нет, откуда ж мне знать? Половина четвертого, поди…

Ротмистр резко повернулся и, на ходу запихивая в карман портсигар Оржанского, бросился к дверям.

— Вы куда? — крикнул, было, сотник, но из распахнутой двери уже разносился топот бегущих офицерских сапог.

Было уже сумрачно, когда Яшка, нещадно стегая Сивуху, помчал в сторону госпиталя. Выскочив на уже опустевшую церковную площадь, Листок непроизвольно глянул в дальний конец: оттуда, с Торговой улицы, должен был выехать автомобиль Государя. Машинально подумал, что если Император возвращается в четыре, то, если прибавить еще минут десять езды до госпиталя, в запасе всего минут пятнадцать-двадцать!

— Гони, Яшка, гони! — прокричал он.

— Куда гнать-то, Алексей Николаевич? — крикнул в ответ ефрейтор, сам возбужденный от бешеной езды. — В госпиталь, как говорили?

— К штабу, черт безмозглый! К штабу сначала!

Через десять минут Листок ворвался в дежурную комнату. Посыльный — конопатый солдат, и сидевший у окна дежурки усатый унтер-офицер — помощник дежурного — оба вскочили.

— Где Баков? — накинулся он на унтера.

— Вышел, Вашсокбродь! Как только сообщили с вокзала, что Государь Император проехали дамбу, так поручик поднялись к подполковнику, доложить!

— За мной! Бегом! — крикнул ротмистр ничего не понимающему унтеру и, сигая через две ступени зараз, ринулся по лестнице на второй этаж.

Лавренюк, сидевший за столом, и склонившийся над ним Авилов одновременно поворотили головы на взъерошенного ротмистра, с перекошенным лицом ворвавшегося в приемную комнату.

— Где дежурный поручик? — безумно оглядевшись, прокричал он с порога.

— Что это значит, ротмистр? — возмутился Лавренюк. — Дежурный, где и положено ему быть — в дежурке. А вот вы почему здесь?

Листок подскочил к столу и, склонившись над подполковником — да так, что тот от неожиданности откинулся на спинку стола, — вдруг прошипел в лицо:

— Вспоминайте, Павел Эдуардович, быстро вспоминайте: двадцать пятое ноября, Сивцов за этим столом с телефоном в руках, вы рядом, в приемной… Вспоминаете? Сивцов разговаривает со мной, я спрашиваю, имеет ли подпоручик Зайков "Святую Анну", адъютант справляется у вас, вы отвечаете, что не знаете… Вспомнили?

— Ну, допустим… — неуверенно произнес подполковник.

— Кто-то еще был в это время в приемной? Вспоминайте, Павел Эдуардович, это очень важно!

— Не уверен, но, кажется, какой-то обер-офицер… Да! Был! Дежурный по сто пятьдесят шестому полку — что-то докладывал.

— Тот, что сейчас дежурит по штабу?

— Точно — он! — выдохнул Лавренюк и тут же вздрогнул: кулак ротмистра с грохотом опустился на стол, так что подскочил телефонный аппарат:

— Так и есть! Он — поручик Баков!

— Черт возьми, Алексей Николаевич! — не выдержал Авилов. — В чем, в конце концов, дело?

Листок метнул на него испепеляющий взгляд:

— Этот поручик и есть разыскиваемый шпион! Это он отравил стакан армянина, и кто бы ни выпил из него — результат был бы один! Выпей армянин — не стало бы опасного для него информатора; выпей кто из офицеров — обвинили бы перебежчика и, не поверив ни единому его слову, расстреляли, и все одно избавились бы. И это он слышал, что мы интересуемся капитаном Волчановым, имеющим "Анну", и убрал Волчанова, и это ему — товарищу по военному училищу — Сивцов передал дату приезда Императора. А через десять минут Государь прибудет в госпиталь, а его нет! Вот он, — ротмистр кивнул на торчащего в дверях унтера, — он утверждает, что поручик поднялся к вам! Значит, шпион уже там, в госпитале!

Лавренюк, опрокидывая стул, вскочил и вслед за Авиловым, расстегивающим на бегу кобуру, бросился к дверям; за ними, отпихнув унтера, выскочил Листок. Но уже на лестнице услыхал его окрик:

— Господин ротмистр! Здесь он должен быть!

Листок, словно споткнувшись, остановился; вопросительно взглянул на нижнего чина.

— Никуда они не выходили из штаба! Здесь они где-то!

Листок хотел было крикнуть Авилову, чтобы тот возвратился, но штабс-капитан уже выбежал во двор.

— Где здесь? Ах, чёрт! Из окна выпрыгнул! Значит, уже в госпитале… Бегом, дурак!

— Окна в решетках, Вашсокбродь, — вновь остановил его унтер-офицер.

— Точно! — в сердцах сплюнул ротмистр. — Он же может с окна стрелять — госпиталь светится, как рождественская елка!

— По госпиталю? — изумился унтер. — Но это никак нельзя, господин ротмистр! Здесь нет окон на госпиталь! Разве что со слухового окна, что на чердаке — оттуда весь госпитальный двор, похоже, видать…

Листок вмиг оказался подле усатого.

— Где? Показывай!

— Идемте!

Они взлетели на третий этаж. Дальше узкая лестница на чердак, небольшая площадка… Низкая дверца приоткрыта — значит, кто-то здесь был!

Они замерли.

— С какой стороны окно? — прошептал Листок, едва справляясь с колотящимся сердцем.

— Сразу напротив этой дверцы… — так же шепотом ответил унтер.

— Стой здесь… Если что — стреляй, не задумываясь! Шпион это германский! Понял?

Унтер кивнул.

Ротмистр вытащил из кобуры револьвер, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая предательское сердце, осторожно просунул в щель пальцы, и, с силой распахнув дверцу, вбежал во мрак чердака…

Он успел только разглядеть темный силуэт на фоне окошка, освещенного электрическим светом госпиталя; увидеть, как силуэт шевельнулся, как яркая вспышка полыхнула в глаза…

Они выстрелили одновременно. Что-то острое пронзило в ту же секунду левую грудь Алексея Николаевича. Последнее, что промелькнуло перед глазами — прямоугольник окошка, вдруг засветившегося, точно радуясь освобождению от мрачной тени, и медленно, точно опускаясь на дно океана, его сознание сомкнула безбрежная тьма…

26. 27 декабря 1914 г. Госпиталь

Из дневника Николая II:

"27-го декабря. Суббота.

В 9½ встал, пошел к себе, оделся и, выпив чаю, начал заниматься. Жизнь вошла в обычную колею кроме прогулок. В 11 час. принял Сухомлинова. Завтракал Мордвинов (деж.) Принял Горемыкина. Потом читал. Ксения пила с нами чай. От 6 час. до 7¼ принимал Танеева.

После обеда долго еще занимался, 24-го декабря наша славная Кавказская армия нанесла решительное поражение турецким войскам, сделавшим глубокий обход нашего правого фланга. Главный