Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Стены были сделаны из гладкого камня, который не был ни коркамнем, ни гранитом, ни чем-либо другим, с чем я был знаком. Местами он отвалился, и сквозь отверстия виднелась голая земля, густо покрытая гравием. Это дало мне надежду выбраться, но когда я попытался встать, то почувствовал такую слабость и головокружение, что чуть не упал, и опять быстро сел.

Вполне возможно, что яма с самого начала была задумана как ловушка, но я не верю, что это так. Мне кажется, что это было все, что осталось от какой-то постройки Исчезнувших людей, возможно, подвал башни или что-то в этом роде. Башня (если она вообще когда-либо существовала) рухнула много веков назад, разбросав свои обломки по долине и оставив эту яму собирать осенние листья и несчастных вроде меня. В конце концов коварные лозы заволокли отверстие, соткав нечто вроде циновки, которую я разорвал в клочья, когда упал. Несколько длинных прядей все еще свисали с края, и мне казалось, что я мог бы выбраться с их помощью, если бы только мог дотянуться до них; но я был, как уже сказал, настолько слаб, что даже не мог стоять.

Странно, но в ту ночь я не спал, хотя проспал так долго — по меньшей мере три дня — после падения. Я не спал, но сидел, дрожа, и пытался сгрести для себя подстилку из листьев, чтобы согреться или хотя бы не замерзнуть, найдя среди них свой карабин, чистые кости и черепа нескольких мелких животных — инструменты гадания, в которых я читал свою собственную судьбу. Я молился; и с интервалом в час или около того стрелял из карабина в воздух, надеясь, что Саргасс услышит выстрелы, где бы она ни была, и поймет, что я все еще жив. Когда осталось всего два патрона, я решил приберечь их до тех пор, пока не появится хоть какая-то надежда, что рядом кто-то есть.

(До тех пор, пока я не услышу ее голос, я полагаю; но на самом деле я слышу ее сейчас, хотя она так далеко.)

Тогда — пообещал я себе — я сделаю еще один выстрел, и, если он тоже не сработает, останется последний патрон.

Наступило утро, а с ним тепло и новое лицо, которое смотрело на меня через край ямы. В то время я думал, что это лицо мальчика или маленького человека.

— Так вот ты где, — сказал владелец лица. Он встал, и я, должно быть, увидел, что он голый. Возможно, я осознал, что он вообще не человек, но если и так, то это не произвело на меня особого впечатления.

Еще мгновение, и, к моему изумлению, он спрыгнул с края ямы, приземлился рядом со мной и сказал:

— Я хочу вытащить тебя.

Без сомнения, это было сказано с иронией, но я ее не услышал. Прибыл мой спаситель.

— Мне это сделать?

По логике вещей я должен был бы сказать, что он попал в такую же ловушку, как и я; естественно, я не сказал ничего подобного.

— Пожалуйста, — сказал я и, кажется, кивнул. — Пожалуйста, помоги мне, если можешь.

— Могу, если ты мне позволишь. Ты позволишь?

Без сомнения, я снова кивнул.

Он подошел к моему карабину — миниатюрная, бесполая фигура. Поднял его, перезарядил и приставил к плечу, целясь в солнце, а может быть, только в край ямы.

— Я не могу использовать его, Рог, — сказал он, — но ты можешь.

— Будь поосторожнее. — Мой голос превратился в слабое карканье и казался голосом незнакомца. — Предохранитель снят, а ты зарядил новый патрон.

— Я знаю. — Он ухмыльнулся мне, и я увидел складывающиеся клыки, которые доходили почти до его подбородка. — Ты можешь убить меня этим. Все, что нужно сделать, — направить его на меня и нажать на курок. Разве не так?

— Я не собираюсь.

— Твой последний шанс исчезнет. — Он снова усмехнулся, проверяя один тонкий клык на подушечке большого пальца, словно желая увериться, что он достаточно острый.

— Я знаю, — сказал я.

Он рассмеялся — веселый, радостный мальчишеский смешок:

— Ты знаешь, кто я?

— Я знаю, что ты. Ты это имеешь в виду?

— Но не кто?

К тому времени я уже был уверен, что он пришел убить меня. Я уставился на листья.

— Я твой лучший друг, единственный друг, который у тебя есть на всем витке, Рог. У тебя есть другие? — Он сел лицом ко мне, положив карабин себе на колени.

Мне нечего было сказать, и я промолчал.

— Ты ненавидишь меня и наш народ. Ты ясно дал это понять, когда я посетил твою лодку. Почему ты нас так ненавидишь?

Я подумал о Сухожилии, бледном и едва дышащем на маленькой кровати, которую мы сделали для него, но сказал:

— Я не буду ненавидеть тебя, если ты вытащишь меня отсюда. Я буду очень благодарен тебе.

— Почему ты так ненавидел меня, когда проснулся и обнаружил меня на твоей лодке?

Прошло много времени, прежде чем я заговорил, по крайней мере минута; но он, казалось, был готов ждать весь день, и наконец я пробормотал:

— Сам знаешь.

— Нет, — он покачал головой. — Я знаю, почему вы, люди Синей, не любите нас, и это прискорбно, хотя и понятно. Но я не знаю, почему ты, индивидуум по имени Рог, так ненавидишь меня.

Я промолчал.

— Меня. Не мою расу в целом, а меня; а ты ненавидишь, и я это чувствую. Почему Рог ненавидит меня? Я пока не буду называть себя. Я еще не определился с именем, а времени у меня предостаточно. Но почему ты ненавидишь меня?

— Я не ненавижу тебя, — настойчиво сказал я. — Я испугался тебя на баркасе, потому что знал, что ты пришел за кровью.

Он ждал.

— Я знаю достаточно о вас, инхуми, чтобы испугаться в десять раз больше. Я знаю, что вы очень сильные, умеете плавать лучше, чем мы, и летать. Я также знаю, какие вы умные.

— Ты действительно знаешь, какие мы умные? Скажи мне. Я бы с удовольствием послушал.

— Ты говоришь на моем языке так же хорошо, как и я, и мог бы заставить меня поверить, что ты — один из нас, если бы захотел. Один из вас был нашим Пролокьютором на Витке длинного солнца. — Я заколебался. — Мне нужно объяснять, кто такой Пролокьютор?

Он покачал головой:

— Продолжай.

— Он притворялся дряхлым стариком, но видел всех насквозь и раз за разом оставлял в дураках наше Аюнтамьенто. Он перехитрил и всех нас тоже. Мы никогда не сомневались, что он был человеком.

— Понимаю. Он был хитрым врагом, который почти уничтожил тебя. — В глазах инхуму вспыхнул огонь, видный под определенным углом и казавшийся почти желтым пламенем.

— Нет, он не был моим врагом, он был моим другом. Или, во всяком случае, он был другом Шелка, и я тоже был другом Шелка. — Я был истощен и измучен болью и не думал о том, что скорее всего этот инхуму никогда не слышал о Шелке.

— Ты хочешь сказать, что ненавидел этого человека за то, что он подружился с твоим другом?

— В моих устах это прозвучало слишком просто.