Стеклянное лицо - Фрэнсис Хардинг

Со всех сторон сыпались подсказки:

– Может, потереть ее жесткой щеткой? Или чистящим порошком?

– Бесполезно! – Мадам Леодора махнула рукой, предотвращая опустошение кладовки. – Это не грязь, это знание. Она видела слишком много. Да нет же, прекратите! Зачем вы трете ей глаза?

Неверфелл, чьи мысли до сих пор занимали несчастные жители Рудников, вдруг сообразила, что ее существованию тоже угрожает опасность.

– Как… как я выгляжу? – запинаясь, спросила она мадам Леодору. – Что вы видите?

– Разочарование. – Леодора зацокала языком. – Оно темнеет на твоем лице, как большое грязное пятно. Я вижу его в твоих бровях, в уголках рта… Не думаю, что его можно вывести. Где ты этого набралась?

– В Нижнем городе. Я потерялась в Рудниках… И видела, как живут чернорабочие…

– Ну почему ты не могла держать глаза закрытыми? – В порыве яростного отчаяния Леодора схватила Неверфелл за руки. – Послушай, великий дворецкий приказал прислать тебя как можно скорее. Что бы ты ни увидела в Нижнем городе, выкинь это из головы. Ты должна научиться не думать о подобных вещах. Просто сложи все, что ты там увидела, в маленькую комнату, закрой дверь на замок и выброси ключ.

Когда Неверфелл послушно кивнула, у мадам Леодоры отлегло от сердца. Переодевшись в платье дегустатора, Неверфелл в сопровождении стражи в белых плащах отправилась к великому дворецкому. Всю дорогу она представляла, как собирает воспоминания о Нижнем городе и складывает их в комнате с обитой железом дубовой дверью. Такой мастер Грандибль отгораживался от остального мира. Но стоило Неверфелл переступить порог зала для аудиенций и увидеть великого дворецкого, как воображаемая дверь разлетелась в щепки.

Сегодня у великого дворецкого был открыт Правый глаз, и он не замедлил вперить его в лицо Неверфелл – позорно изменившееся лицо. Больше всего ее пугало то обстоятельство, что она не чувствовала стыда. Неверфелл не знала, что должна сказать, хуже того, она не знала, что может сказать. В голове билась одна только мысль – человек, которого она видела перед собой, держал в руках всю Каверну. Он веками купался в роскоши, пока тысячи людей горбатились в шахтах, разводили личинок, стоя по пояс в нечистотах, и спали вповалку, как выброшенные яичные скорлупки. Неверфелл не могла спрятать свои чувства, разве что нацепить на голову абажур.

Великий дворецкий молча смотрел на Неверфелл, и ей оставалось только смотреть на него в ответ, пока сердце тяжело билось в груди.

Лицо Неверфелл было зеркалом, и Правый глаз отчетливо видел в нем свое отражение.

Он видел свою отстраненность и прожитые века. Видел, как жизнь и цвет покидали его капля за каплей, уподобляя тело кварцевому стволу окаменелого дерева. Он видел проступающую сквозь апатичность жесткую складку в углу рта. Видел пустоту своего открытого глаза. Он был усыпанным драгоценными камнями пляжем, с которого навсегда отхлынуло море. Перламутровой раковиной давно умершего существа.

За четыреста лет никто не осмеливался смотреть на великого дворецкого с таким разочарованием, с такой горечью и злостью. Если он не покарает ее за подобную дерзость, придворные сочтут его слабым. Проявление слабости при дворе было равносильно прыжку в бассейн с пираньями. Не будь Неверфелл единственной, кто мог опознать Клептомансера, он немедленно приказал бы сбросить ее назад в угольный желоб.

– Это что, шутка? – наконец проговорил он скрипучим голосом. – Чья это была идея?

В зале для аудиенций повисла гнетущая тишина – каждый придворный надеялся, что вопрос великого дворецкого адресован кому-то другому.

– Девочка! Что это за Лицо? Объяснись! – К досаде великого дворецкого, Неверфелл оцепенела от ужаса. – Позовите сюда Максима Чилдерсина!

Когда худощавый мастер-винодел влетел в зал, великий дворецкий только нетерпеливо махнул рукой в сторону Неверфелл. Чилдерсин коротко взглянул на ее лицо и втянул воздух сквозь зубы.

– Определенно разочарование, – сказал он. – Несомненно, она увидела в Рудниках что-то…

– Когда я обращаюсь к часовщику, – ледяным тоном прервал его великий дворецкий, – я не жду, что он будет рассказывать мне об устройстве часов. Я жду, что он их починит. Эта девочка, – он снова махнул рукой на Неверфелл, – сломалась. Ты должен ее починить. Если она разочаровалась – очаруй. Узнай, что именно испортило ее лицо, и используй Вино, чтобы стереть ненужные воспоминания.

– Нет! – взорвалась криком объятая страхом Неверфелл. – Я не хочу забывать! Все забывают о чернорабочих!

Она стояла, дрожа, посреди зала, потрясенная собственной дерзостью. Все взгляды были прикованы к ней. Никто не решался нарушить молчание.

– Я видела, как работает город, – прошептала она. – Как зола сыплется вниз, а вода поднимается вверх, как реки смывают мусор, откуда берутся личинки и мотыльки. И все остальное тоже видела. Все устроено очень умно. Каверна работает, как идеальный часовой механизм. Только теперь, стоит мне об этом подумать, я представляю гигантское водяное колесо, и река, которая вращает его, – это река из пота и крови чернорабочих. Я закрываю глаза, но все равно слышу Нижний город, чувствую его запахи.

Они спят в тесных комнатах, как груда грязного белья, их дети кашляют, у них кривые ноги, и им приходится таскать тяжелые мешки по отвесным скалам. А туннели такие тесные, что все время кажется, будто тебя вот-вот погребет под толщей горы. И вонь, везде ужасная вонь. Я видела, как девочка упала в реку и утонула, и никто не остановился, чтобы найти ее тело. Они даже не могут показать, что чувствуют, потому что у них нет нужных Лиц, только глупые! С ними они всегда выглядят так, будто их волнует одна работа! А иногда люди спускаются в Нижний город и просто убивают их! Придворные испытывают на них яды и отрабатывают новые способы убийств, чтобы потом применить их здесь…

– Что? – перебил ее Правый глаз.

– Это правда! Жители Нижнего города называют это репетициями. Недавно там снова начались убийства, но никого не волнует смерть чернорабочих. Следователи просто записали, что чернорабочие убивают других чернорабочих, но все не так просто, только никому нет до этого дела.

Неверфелл ошибалась. Теперь Правый глаз с жадностью ловил каждое ее слово. Он веками занимался тем, что пытался предугадать, когда придворные снова попытаются его убить. И ни разу ему не пришло в голову обратить свой взор на Нижний город. Если девчонка говорит правду, кварталы чернорабочих могут стать для него сигнальной системой, хрустальным шаром, заглянув в который он увидит сценарии будущих покушений еще на этапе разработки.

– В самом деле? – негромко проговорил он. – Мы это изменим. Убийства будут расследованы. Немедленно.

Лицо Неверфелл прояснилось, и улыбка засияла на нем, как солнце на грозовом небе. В отличие от великого дворецкого, она не могла прочесть, что у него на уме, и даже не догадывалась, чем вызвано его решение. Кажется, она поверила, что его возмутила царящая в Каверне несправедливость и он тут же вознамерился исправить ситуацию. Вера Неверфелл была подобна золотому топору, который вонзился прямо в пыльную скорлупу его сердца. Но оно не проронило ни капли крови, и в следующий миг от прорехи не осталось и следа.